- Что случилось? Хочешь, я позову врача? Тебе нужно обезболивающее?
- Нет, детка. Я в порядке. Я хочу уйти сейчас, Микки. Мое время пришло.
- Уйти куда? – встревожено спросила я, - Нет, это не так. Мама! Не говори так. Ты поправишься. Я готовлюсь к окончанию средней школы. Ты не можешь сдаться, - сказала я с мольбой в каждом слове. Мой взгляд медленно переместился на слезу, катившуюся вниз по моей руке.
Моя мама улыбнулась и стерла ее.
- Зачем ты это делаешь? – улыбнулась она, рассматривая поврежденный участок. Моя рука снизу доверху была покрыта чернилами. Я умудрилась разрисовать руку от плеча до кисти, пока наблюдала, как ее грудь поднималась и опускалась, опасаясь, что она перестанет дышать. За последний визит у меня должно было уже случиться несколько сердечных приступов, из-за многократного выброса адреналина. Не такого, как во время катания на американских горках, а плохого, подобного тому, когда рядом громко закричат,и от такого крика можно описаться. Каждый раз, когда я видела, как ее дыхание останавливалось, я вскакивала, готовая броситься за помощью.
- Это помогает занять мысли.
- И твое время. Я хочу, чтобы ты этим больше не занималась, Микки. Мне нужно, чтобы ты меня отпустила. Мне нужно, чтобы ты сходила к нему еще раз. Пожалуйста, Микки. Я должна знать, что с тобой все будет хорошо.
- Нет. Я не собираюсь этого делать. Я умоляла его о помощи. Он отверг меня. Я не нуждаюсь в нем. Мне никто не нужен. Я сама могу о себе позаботиться, - вставая, заверила я маму.
- Детка, иди сюда.
- Иди, мам, уходи. Если тебе нужно мое разрешение, бери его, - закричала я, вытирая рукой свое мокрое предплечье, размазывая последние семь часов работы своими слезами. Я отпрянула, задыхаясь. Мне не хватало кислорода.
Как она могла так поступить? Как могла переложить это на меня?
- Микки, подойди сюда, - умоляла меня мама. Она уткнулась лицом в подушку, пытаясь спрятать свои собственные вырвавшиеся слезы.
Я вцепилась в ее больничную ночную сорочку в цветочек и зарыдала:
- Мама, пожалуйста, не умирай. Пожалуйста, не сдавайся. Ты должна бороться. Ты должна, мам, пожалуйста, - всхлипывала я, прильнув к ее костлявой груди. Моя счастливая, сильная, любящая мать иссохла до кучки костей прямо у меня на глазах. Ее хрупкое, тощее, как скелет, тело было уставшим.
- Микки, я устала, - подтвердила она. Я знала, чего она просила. Я знала, она хотела перестать бороться. Я не могла позволить ей этого. Мы были командой. Микки и Викки. Мы были вместе, как близнецы, как кофе и сливки, как прожилки мяты в жвачке. Она не могла разлучить нас. Я не могла с этим справиться. Я все еще была ребенком, и несправедливо было оставлять меня в таком положении. Я не просила, чтобы меня рожали. Она не могла родить меня, а потом оставить меня. Так не пойдет.