Я почувствовала под щекой холодный пол, когда проснулась на следующее утро от света и звонка будильника на своем телефоне в полвосьмого. Согласно моим расчетам Пи встанет примерно в восемь пятнадцать – восемь тридцать. Обычный распорядок дня подкрался, казалось, быстро и незаметно. Горячий душ, где я смывала чернила, стал ежедневным ритуалом. Черный дождь стекал ручьями по моей руке, закручиваясь в воронку и смешиваясь с водой, и исчезал в водостоке. Мою грудь заполнила легкая ностальгия, и я удивилась, почему мне это так знакомо. Словно дежавю. Почему мне кажется, что это уже случалось однажды? Возможно, потому что так и было. Много раз.
Обернув одним полотенцем тело, а другим свои длинные волосы, я нанесла утренний увлажняющий крем на свои опухшие веки. Голос моей матери звучал у меня в голове, напоминая мне, что никогда не будет слишком рано волноваться о морщинках. Приложив пальцы под глаза, я оттянула нижние веки. Моей маме было всего лишь тридцать девять. У нее было много морщин, но лишь в последние шесть месяцев или около того. Такая быстрая потеря веса привела к тому, что гладкая кожа стала морщинистой.
Я быстро переключила внимание от своего гладкого семнадцатилетнего лица на стук в дверь.
- Да? – спросила я, открыв дверь и придерживая полотенце на груди.
- Э-э, я уезжаю сейчас, - сообщил Блейк. Я наблюдала, как его глаза прошлись по моему телу, и мысленно покачала головой. Мудак.
- Ну, до свидания, - бойко ответила я, давая ему ненужное разрешение.
Какого черта? Не знаю, чего он ожидал, или какого черта, он делал, но неловкое молчание было лишним.
Блейк закрыл рот, повернулся на каблуках и кивнул. Извращенец.
Я посадила Пи на столешницу, пока готовила ей завтрак. Она осматривалась вокруг, будто никогда не делала такого раньше. Я всегда сидела на столешнице, пока моя мама готовила. Именно в такие моменты мы часто говорили по душам.
- Чем хочешь заняться сегодня, Пи? – спросила я, вмешивая свежую голубику в тесто для оладий. Лиловый цвет напомнил мне черный дождь, стекающий по моим рукам. Конечно же, Пи не ответила. Она, с большими глазами молча сидела напротив меня и в самой обычной одежде, какую я только смогла найти.
Разводы двигались по кругу, пока я думала о воде. Разводы от голубики были подобны черному дождю, исчезавшему в водостоке, за которым я наблюдала много раз.
- Иди сюда, Микки, - прошептала моя мама, пытаясь поднять голову. Моя ручка перестала рисовать летящих вниз птиц, и я подняла свою руку с холодного радиатора. Ее болезненные, блестящие глаза улыбались.