– Кэтчпул! – Снова тот же голос.
– Послушайте, здесь что, Эркюль Пуаро? – повторил я уже более настойчиво.
Дворецкий едва заметным кивком подтвердил мои слова, но тут показался сам коротышка-бельгиец – он приближался ко мне таким шагом, который при его комплекции и обычной манере ходить вполне можно назвать поспешным. Я не смог скрыть усмешки при виде знакомой яйцевидной головы, блестящих лакированных туфель и, конечно же, пышных усов.
– Кэтчпул! Как я рад видеть вас здесь!
– То же самое я хотел сказать и вам. Это, случайно, не вы ждете меня в гостиной?
– Да, да. Это я.
– Так я и подумал. Ну, тогда ведите меня туда. Что здесь такое происходит? Что-то случилось?
– Случилось? Нет. А что должно было случиться?
– Э-э… – Я обернулся. Мы с Пуаро были одни, мои чемоданы исчезли. – Судя по настороженности дворецкого, я уж было решил…
– Ах да, Хаттон… Не обращайте на него внимания, Кэтчпул. Его настороженность, как вы выразились, не имеет ровным счетом никакого отношения к реальности. Это просто характер.
– Вы уверены? Странный какой-то характер…
– Oui[3]. Леди Плейфорд сама мне все объяснила, когда я прибыл сюда сегодня днем. Я задал ей тот же вопрос, что и вы, поскольку мне также показалось, будто в доме произошло нечто такое, что дворецкий считает себя не вправе обсуждать с гостями. Она сказала, что это у него от многолетней службы. На своем веку в качестве дворецкого, сказала она, Хаттон повидал немало такого, о чем было бы неблагоразумно упоминать в присутствии посторонних, вот он уже и не знает, что можно говорить, а от чего лучше воздержаться, и потому предпочитает молчать. Ее это тоже сильно раздражает. «От него самых простых вещей не добьешься. “В котором часу будут подавать обед? Когда привезут уголь?” – ответы на эти вопросы мне приходится тянуть из него чуть ли не клещами, как будто речь идет о каких-то тщательно охраняемых и взрывоопасных семейных секретах, – пожаловалась она мне. – Он совсем утратил способность мыслить самостоятельно, для него что вопиющая несдержанность, что простой человеческий разговор – никакой разницы» – так она сказала.
– Так почему же она не наймет нового дворецкого?
– Я задал ей и этот вопрос. Видите, мы мыслим одинаково, вы и я.
– Ну и как же она вам ответила?
– Ее привлекает возможность наблюдать за развитием личности Хаттона; ей хочется посмотреть, чем он станет в будущем.
Я изобразил на лице отчаяние, гадая, когда кто-нибудь придет предложить нам чаю. В этот самый миг дом вздрогнул, затих и снова вздрогнул.
– Что за черт… – начал было я, но тут на верхней площадке лестницы появился человек такой необъятной ширины, равного которому я просто не припомню. Он спускался вниз. Его лицо под соломенными волосами тонуло в складках подбородков, а голова казалась обломком метеорита, притянутым на свою орбиту телом поистине планетарных масштабов. При каждом его шаге очередная ступенька издавала громкий, протяжный скрип, и я уже начинал опасаться, что какая-нибудь из них вот-вот проломится под ним.