– Что, он уже прибыл?
– Нет, это другой врач, он только что вошел… пожалуйста, не вешайте трубку, Кэтчпул.
Вот так; наш разговор всего минут пять как начался, а я уже запутался в докторах. Всего их, если я прав, трое: тот, который лечил Скотчера (при условии, что он вообще существовал), тот, которого в данную минуту дожидался Пуаро, и тот, который только что вошел в комнату, где сейчас находился маленький бельгиец.
Я слушал и ждал.
– Вот как… благодарю вас, доктор, – говорил на том конце Пуаро. – Я просил сестру сообщить вам, что мне предстоит длительная беседа с моим другом Эдвардом Кэтчпулом, инспектором Скотленд-Ярда. Да, вы правы, это совершенно приватный разговор. Нет ли здесь другого кабинета, которым вы могли бы воспользоваться, пока… есть? Очень хорошо! Merci mille fois[27].
– Пуаро, вы что, выжили какого-то беднягу из его собственного кабинета?
– Не важно, Кэтчпул. Я сгораю от нетерпения – расскажите мне все, что вам удалось узнать.
– Правда? – Я вздохнул; задача мне предстояла не из легких. – Ладно, только сначала я спрошу вас кое о чем. Ваш отель в Оксфорде – как он называется?
– «Рэндолф».
– Как странно… Почему-то я так и думал.
– Это имеет какое-то значение?
– Никакого, просто история, которую я собираюсь вам рассказать, произошла именно там.
– Так рассказывайте, – нетерпеливо потребовал Пуаро.
Я начал собирать воедино все, что услышал от леди Плейфорд, но на середине прервался и взмолился в отчаянии:
– Пуаро, вы должны сами поговорить с ней. Она так рассказывает… в ее устах любая история словно оживает, а каждое слово обретает особый смысл. А я говорю плоско и неинтересно.
– Не беспокойтесь, mon ami. Я вполне представляю, как именно те же факты прозвучали бы в изложении леди Плейфорд. Мой мозг добавит вашему рассказу красок и… рельефности, если хотите.
Отбросив сдержанность, я продолжал. Мой голос уже изрядно хрипел, когда я добрался до слов:
– …И тогда я спросил ее, весь ли это был план: показать Скотчера доктору. А она ответила, что нет. И то, что она рассказала мне потом… совсем уже ни в какие ворота не лезет.
– Рассказывайте же, рассказывайте, – снова подстегнул меня Пуаро.
– Видите ли, оказалось, что Майкл Гатеркол хотел поступить к леди Плейфорд в секретари. Именно так он и Скотчер… Хотя погодите, дайте-ка мне подумать. Не знаю, может, начать лучше не с этого.
– Юрист Гатеркол? Просился на должность секретаря к романистке?
Отчитываясь перед Пуаро, я ощущал себя незадачливым толмачом. Говорить от первого лица, словно я и есть леди Плейфорд или играю ее на сцене, было бы для меня несравнимо легче, и едва я это понял, как тут же решил: если когда-нибудь я стану писать отчет об этих загадочных событиях, то так и поступлю – в конце концов, читатели заслуживают лучшей участи. А бедняге Пуаро пришлось довольствоваться версией попроще.