Склонность к сотрудничеству
Зачем нам эта особая область осознания, особые способности к нравственным суждениям и ощущениям? Видя, как ловко маленькие дети на основе разрозненных и зачастую невнятных посланий окружающей среды схватывают суть сложных различий, невольно задаешься вопросом, нет ли у них особой предрасположенности к тому, чтобы обращать внимание на определенные сигналы извне и делать из них определенные выводы. В других областях наличие зачаточных принципов упрощает научение и определенно является продуктом эволюции. Например, у нас имеется предрасположенность к усвоению определенных понятий о животных и орудиях. Это неудивительно для вида, выживаемость которого зависит от взаимодействия с животными и который сотни тысяч лет занимался изготовлением орудий. А как обстоит дело с нравственными установками?
Напрашивающийся ответ: определенные нормы человеку навязывает социум. Нравственность противопоставляется животному началу. Мы живем в обществе, что накладывает определенные ограничения на поведение человека – объединение в группу возможно и выгодно, только если ее участники не полные оппортунисты, если их стремление преследовать собственные интересы будет обуздано. А значит, не стоит удивляться, что у нас развились этические предпосылки, выгодные для социальной группы. Общества, состоящие из участников с такими предпосылками, будут процветать, тогда как объединения эгоистичных оппортунистов не смогут воспользоваться выгодами сотрудничества.
К сожалению, в такой формулировке от этой гипотезы толку мало. Утверждать, что у нас имеется предрасположенность к той или иной форме поведения, – значит утверждать, что эта форма поведения заложена в генах и реализуется при наличии соответствующей среды. Но гены варьируются и всегда варьировались. Именно этим изначально и обусловлена эволюция. Одни варианты повышают шансы своих носителей передать гены потомству и вследствие этого пополняют генофонд. Другие снижают эти шансы и в результате исчезают. Будь у нас предрасположенность к социально приемлемому поведению, она бы тоже варьировалась. И что тогда? Те, у кого она выражена сильнее, становились бы альтруистами, кладущими на алтарь общего блага личные интересы. Другие – с более слабой предрасположенностью – пользовались бы любой возможностью поживиться за счет других и за счет группы. В итоге выживали бы и пополняли генофонд именно такие «ловкачи», которые никогда не упустят собственной выгоды. Тем более когда вокруг сплошные добрые «бессребреники». Этим, наоборот, сложнее было бы пополнить генофонд своими «хорошими» генами, поскольку они то и дело жертвовали бы собой. Это вело бы к постепенному вымыванию вариации «хорошего социального поведения» из генофонда. Поэтому, если предпосылки к «бескорыстному» поведению и имеются, они не могли развиться в силу одного лишь преимущества для социальной группы. Эволюция путем естественного отбора происходит иначе, поскольку участвуют в ней организмы – а не группы, – которые воспроизводятся и передают гены потомству.