Объясняя религию. Природа религиозного мышления (Буайе) - страница 244

Представление о том, что религиозный опыт стоит особняком, настолько сильно, что действует даже на некоторых когнитивистов. Инструментарий нейронауки – измерение активности мозга, изучение мозговых патологий, исследование воздействия определенных веществ – уже некоторое время применяется к религиозному опыту. Когнитивисты обычно измеряют активность мозга при выполнении испытуемыми разных скучных заданий – определить, не перевернуто ли напечатанное слово, животное ли изображено на картинке или орудие, новая перед нами картинка или уже предъявлявшаяся. Измерять происходящее в мозге во время «религиозных» мыслительных процессов, разумеется, гораздо интереснее. И конечно (тут опять вкрадывается джеймсовское допущение, настолько очевидное, что мы его даже не замечаем), еще лучше, если религиозные мыслительные процессы будут интенсивнее. Поэтому истово верующих или тех, у кого случаются видения, организаторы исследований должны особенно привечать. Есть ли в мозге особый религиозный центр, особый участок коры, особый нейронный контур, который отвечает за мысли, связанные с Господом?

Нет, ничего такого. Да, во время видений и других ярко выраженных эпизодов, которые обычно получают религиозное толкование, отмечается специфическая мозговая активность, но она же отмечается и у тех, кто не рассматривает свои видения через призму религии. Есть и более перспективные находки: другие нейроученые обнаружили, что микроприпадки, поражающие отрезок сообщения между корой и другими участками мозга, дают субъективные ощущения, очень близкие к тем, которые описывают мистики. Внезапное чувство умиротворения, единения со всем миром и даже присутствия некой могущественной сущности может до какой-то степени соотноситься с определенной мозговой активностью точно так же, как внетелесные и околосмертные переживания. Конечно, результаты эти очень фрагментарны и неопределенны, как и большинство результатов нейропсихологических исследований. Но знания о нейронных процессах, лежащих в основе «религиозных состояний», постепенно пополняются. В частности, бурные религиозные переживания очень часто подразумевают присутствие некой сущности, поэтому вполне вероятно, что их порождает определенная активность в корковых зонах, отвечающих за представления о чужих представлениях (так называемая интуитивная психология) и за эмоциональный отклик на человеческое присутствие.[149]

Насколько перспективно это направление исследований? Ждать ли нам от него ответа на вопрос, почему существует религия и почему именно в таком виде? Мне кажется, знания, получаемые в процессе изучения мозга и особенностей его функционирования, неисчерпаемы, но нам нужно все-таки понимать, что именно мы хотим выяснить, а в данном случае это не очень ясно. Возьмем такую аналогию. Мы хотим понять, какие процессы в мозге обеспечивают нам меткость. Человеку гораздо лучше других животных видов удается не только стрелять и метать предметы в цель, но и совершенствовать меткость в ходе тренировок. Чемпионы в стрельбе из лука и метании дротиков демонстрируют поразительные результаты. Но, если нам понадобится объяснить разницу между людьми и шимпанзе в этой области, неужели мы будем изучать только чемпионов? Конечно, интересно, как они добиваются таких высот, но вопрос не в этом. Поскольку любой маленький ребенок, как большинству родителей прекрасно известно, худо-бедно умеет швыряться предметами, ясно, что чемпионские способности коренятся в этом общем потенциале. И зрительно-моторную координацию у детей ясельного возраста явно формируют не чемпионские достижения.