Венец Гекаты (Александрова) - страница 177

— Подождите меня! — окликнула его Лиза и последовала за реставратором по каменным ступеням.

— Не стоило бы вам сюда спускаться! — неодобрительно проговорил Старыгин, через плечо оглянувшись на девушку.

— Ну да, как начинается самое интересное — так я должна отойти в сторонку и покорно ждать? Знаю я эти мужские штучки!

— Но здесь может быть опасно…

— Что опасного может быть в старой могиле? Привидение генерал-аншефа? Так я уже давно вышла из того возраста, когда боятся историй про «черную руку» и безголового машиниста!

— Я вовсе не это имел в виду, — пробормотал Старыгин. — Просто этому подземелью немало лет, и оно может обвалиться… впрочем, поздно с вами спорить. Мы, кажется, уже пришли.

Действительно, лестница уже закончилась, и Старыгин с Лизой оказались в небольшом мрачном помещении.

Свет сюда проникал только через отверстие в потолке, и при этом скудном освещении можно было разглядеть внутренности склепа. Впрочем, и разглядывать было особенно нечего.

Прямо перед ними, возле сырой, облицованной камнем стены, на каменном же возвышении, стоял гроб. Несомненно, именно в этом гробу покоились останки генерал-аншефа Ганнибала, российского военачальника, родного сына петровского любимца и близкого родственника Александра Сергеевича Пушкина.

Гроб Ганнибала за два с лишком столетия не очень пострадал, видимо, он был сделан из хорошего, прочного дерева. Даже резьба на крышке хорошо сохранилась, и там можно было разглядеть фамильный герб Ганнибалов — щит, в центре которого бодро вышагивает накрытый попоной слон с водруженной на его спину шапкой Мономаха.

Геральдический слон был немного похож на жизнерадостного поросенка. Однако не этот слон, не герб Ганнибалов и даже не гроб генерал-аншефа привлек к себе внимание Старыгина и его спутницы.

В ногах гроба, на том же самом каменном возвышении, стояла кованая шкатулка с кольцом на крышке. В кольцо был просунут свернутый в трубку лист пожелтевшей от времени бумаги.

— Это то самое, о чем я думаю? — проговорила Лиза, невольно понизив голос.

— Сейчас мы это узнаем! — ответил Старыгин, шагнув к каменному возвышению.

Он произнес эти слова совсем негромко, чтобы не потревожить вечный покой мертвого генерала, но они гулко и значительно прозвучали в тесном пространстве склепа.

Дмитрий Алексеевич осторожно прикоснулся к свернутому в трубку документу, вынул его из железного кольца и развернул. Старинная бумага пожелтела от времени, но не истлела. От нее исходил едва уловимый аромат тонких цветочных духов.

В склепе было темно, только в одном месте сквозь просвет в потолке падал узкий луч редкого, будто процеженного света. Старыгин поднес к этому свету пожелтевшую бумагу и увидел стремительно бегущие по листу наклонные буквы французского текста.