У «Памяти» была внутренняя атмосфера, отличная от того же РНЕ, домашний уют, что ли. Надо было за хлебом — никто не ленился, например, готовить все старались. Такая семья, в принципе.
Но, пожалуй, самое важное: те слова и те доктрины, что Васильев говорил, мы довольно часто сейчас слышим в речах многих современных политиков. То есть наша задача, задача «Памяти» была именно в становлении этих вещей. Свастику узаконить, сделать ее привычной, как банально это ни звучит, но это так. Монархическую идею продвинуть, чтобы она не казалась каким-то странным реликтом, пережитком эпохи. Чтобы эта идея стала чем-то обыденным, повседневным. И любой обыватель мог понять: да, царь возможен, Земский собор — вполне вероятная вещь. И это, я считаю, удалось. То, что в начале 90-х казалось немыслимым, сейчас, как показывают социальные опросы, Интернет, вполне приемлемые идеи.
Те же выступления, как вынос Ленина из Мавзолея, смена и демонтаж советской символики, все это потихоньку начинает выходить на общероссийскую повестку.
В любом случае те «мелочи», которыми занималась «Память» в те времена и которые нам казались какими-то ненужными, они сейчас показывают, что мы не ерундой тогда занимались. Что бы было, если бы Васильева не было.
Я помню выпуски газет, которые проходили через руки 11 людей. Вот даже я встречал некоторых людей из Набережных Челнов, у них была такая традиция, что на газете «Память» они расписывались. Кто прочитал, либо значок ставил, либо телефон оставлял свой, эта газета уже ходила по рукам. Скотчем, бывало, заклеенная. Таких нюансов мы тогда не знали. А оказывается, люди помнят, хранят и в целом положительно отзываются. Вот эти мелочи, оказывается, имеют место быть и, налетая друг на друга, создают ком.
После смерти Дмитрия Васильева Национально-патриотический фронт «Память» провел съезд, на котором принял решение продолжать дальше путь, намеченный воеводой. Через некоторое время произошел раскол, впервые с тех самых лет, когда против Васильева была проведена смертельная по исходу спецоперация под руководством Филимонова. Дмитрий Демушкин — один из лидеров «Русского марша» — поясняет, что для него «Память» закончилась со смертью Васильева. Для него лично и для всего национального движения в России гибель патриарха русского фашизма означала конец старой формации борьбы за власть в государстве, а если говорить шире, то и формации самого государства.
— Первоначальное мнение о «Памяти» было не очень позитивное по причине того, что я был выходец из РНЕ. А в РНЕ в те годы посмеивались над «Памятью». Были 1996–1997 годы, какими были отношения к «Памяти»? Ровно такими, которые Баркашов излагал официально. Но на самом деле, действительно, на фоне РНЕ никакая организация из себя ничего не представляла. Потом уже я лично познакомился с Дмитрием Дмитриевичем, начали общаться. Хорошие отношения сложились. Он, естественно, другую версию излагал: в личных беседах рассказывал, как он это видел. У каждого свой взгляд. Но тем не менее факт остается фактом: на момент второй половины 90-х годов «Память» уже не существовала де-факто, как организация. Те времена, когда они начинали, я не застал, а они были тогда самой мощной движущей силой. По факту того, что будущие лидеры и вожди вышли из «Памяти», можно говорить о ее значимости. Точно так же, как из РНЕ вышло следующее поколение лидеров.