«А теперь поцелуй меня, — сказала она строго. — Один раз. На прощанье. И забудь навсегда».
И она ушла из его жизни — действительно навсегда…
Ему остались только книги. Книги в общежитии, книги на занятиях, книги в библиотеке. Единственные друзья. Почти единственные собеседники. Опять, как тогда, во время лесных скитаний, он стал диким и нелюдимым. Что-то перегорело в нем среди цветущих черемух. И он, верно, навсегда остался бы таким, если бы однажды другая девушка, самая красивая на их курсе, самая умная, самая гордая, не положила голову ему на плечо, если бы не сказала: «Кочин мой, Кочин!» И что она нашла в нем такого, в нем, самом обыкновенном, ничем не примечательном?! Это была Катя, жена…
Он видел… Многое он видел. Но пересказать увиденное в тот вечер просто невозможно. Он увлекся. Его воображение парило над облаками, его мысли неслись вперед. Уже завязывались новые сюжетные узлы, уже пыталось стремительно раскрутиться действие, но что-то мешало…
Когда он очнулся, зеленый зал стоя рукоплескал смущенно раскланивающемуся автору. Маленький человек в тяжелых очках торопливо рассовывал по карманам уже ненужные бумажки. Кочин тоже изо всей силы захлопал в ладоши человеку, который подарил ему этот счастливый вечер, вечер творчества.
* * *
Его вывел из оцепенения стук. Щелкнул замок. В двери стоял Вадим Петрович. Кочин поднялся и с удивлением обнаружил ту же заставленную книгами комнату. В углу темнел безжизненный телевизор. Вадим Петрович протянул портсигар, Кочин закурил и только тогда почувствовал, как сильно устал.
— Это по телевизору? — спросил он. Голос прозвучал хрипло, незнакомо.
— Нет, — с усмешкой ответил Вадим Петрович. — По «телевизору» шла только цветомузыка. Да вы и не могли бы видеть его, после настройки кресло повернуло вас лицом к стене.
— Верно, — вспомнил Кочин. — Я заметил.
— Заметили? Во время сеанса?
— Да, несколько раз что-то случалось… будто рвалась лента в кино.
Вадим Петрович задумчиво покачал головой, зачем-то тронул полусферы антенн — и рассмеялся.
— Троллейбус? Ну конечно, троллейбус искрил на повороте! Помехи в схеме.
— Скажите, — спросил Кочин, — что это за роман? Я понимаю, все это из будущего… Но на самом деле?
— Роман? — изумился Вадим Петрович. — Это не роман. Это моя жизнь.
— Ваша… жизнь!?
— Разумеется. А разве похоже на роман?
— Странно, странно! Но почему же я не мог включиться в начало романа, а потом ни с того ни с сего включился в середину? И почему видел куски своей жизни?
Наивность Кочина рассмешила Вадима Петровича:
— Голубчик мой! Это типичнейшие ошибки восприятия. Вы видели мою жизнь своими глазами, только и всего. А что касается «включения» — ведь вы сидели не в зеленом зале, а здесь, в комнате.