— Ну и что же?
— А то, что я должен был показать вам сначала сам вечер — и я думал о вечере. А уж потом стал вспоминать свою жизнь. Не мог же я вызвать в своем представлении и то, и другое разом!
— Вы специально занимаетесь этим… искусством будущего?
— Ну нет, я занимаюсь тем, что на языке быта можно назвать непосредственной передачей мысли. Экстрасенсорика, слышали?
— И вы знаете, в чем суть передачи мысли? Физическая суть?
— Не знаю. Но это отнюдь не мешает мне экспериментировать. Пользовались же древние моряки компасом, не зная физической сути магнетизма. А здесь главное — психологический контакт, так сказать, настройка.
— И последний вопрос. Искусство будущего… вы думали о нем раньше?
— Представьте себе, никогда. Только сегодня, на вечере в Политехническом, вспомнились мне слова Ленина о том, что искусство должно принадлежать народу. Вот я и проимпровизировал один из возможных вариантов. Спорно? Согласен. Но я же не теоретик искусства, а всего-навсего психолог, да и то самоучка. А вы… вы знаете, кто вы?
— Дилетант?
— Те-ле-пат! Да еще какой телепат! Я сразу понял это, едва вы приняли мою мысль о дилетантстве. Скажите, Володя… Можно мне вас так?.. А прежде бывали у вас подобные случаи?
Кочин задумался. То, что произошло с ним сегодня, было, конечно, изумительно и неповторимо. Но и раньше…
* * *
Это случилось первого сентября 1943 года. Он только что прибежал из школы, взбудораженный, переполненный впечатлениями, швырнул портфель на стол, торопясь скорее рассказать обо всем матери… А она сидела как неживая, будто только ее тело находилось здесь, глаза ничего не видели, и руки безжизненно повисли. Он бросился к ней.
— Мам, что с тобой?
Она долго, издалека возвращалась в себя. Потом прижала к груди его голову и, задыхаясь, прошептала:
— Папку… убили… на войне…
Он только что встретил на улице почтальоншу и потому спросил, холодея:
— Что, похоронка?
В те времена любой шкет знал это страшное слово.
Закрыв лицо натруженными, всегда шершавыми руками, мать покачала головой.
— Нет, Вовка, сама видела… Звал он меня. На пригорке лежал, лицом к солнышку, и звал… Родименький!.. — и она упала лицом в подушку.
Вовка расстроился, хоть ничего и не понял. Может, это она во сне? Или предчувствия какие? Но он уже твердо усвоил, что никаких предчувствий, вещих снов и всего прочего такого не существует, как не существует бога и черта.
Похоронка пришла в октябре. А вслед за ней пришло письмо: отца тяжело ранило в бою, умер он на руках друзей и все звал перед смертью Нюру. Письмо было отправлено второго сентября, а пришло только в октябре. В те времена почта работала плохо.