Я надеялся, что, может быть, увижу в церкви кого-то из давних товарищей по моему первому плаванию, но к тому времени одни (их было большинство) уже умерли, а другие ушли в далекие плавания, и представить «Баунти» на похоронах, кроме меня, оказалось некому. Сказать по правде, людей они собрали мало, несмотря на славные дела, совершенные капитаном при жизни. Он сражался при Копенгагене под началом самого адмирала Нельсона, и сражался доблестно; он получил на некоторое время пост генерал-губернатора Нового Южного Уэльса и считался в этом краю антиподов великим героем; он стал контрадмиралом и затем вице-адмиралом синего флага, а это одно из высших флотских званий. Тем не менее память о бунте не выветривалась и кое-кто считал капитана Блая главным в той истории злодеем – мнение, которое вряд ли смогло бы еще сильнее отдалиться от истины.
Совершенством мистер Блай не был – да и многие ли из нас совершенны? – однако он стоил тысячи Флетчеров Кристианов, и за это я готов поручиться моей жизнью.
После погребения я остался в Ламбете один: жена присутствовать на похоронах не могла из-за ожидавшегося вскоре рождения нашего восьмого ребенка, каковое и состоялось тремя неделями позже. (Наш третий ребенок, он же второй сын, был назван Вильямом в честь моего друга и его крестного отца.) Возвращаться домой я не спешил. Воспоминания о тех годах нахлынули на меня, наполнив странной смесью сожалений, разочарований и восторгов, и я зашел в один из тамошних постоялых дворов, заказал пинту эля и сел в углу у окна, чтобы поразмыслить о событиях моей жизни.
Я и не заметил приблизившегося ко мне джентльмена, и лишь глубокий голос его вырвал меня из задумчивости.
– Капитан Тернстайл.
Я поднял на джентльмена взгляд, но сразу его не признал. Хорошо одетый джентльмен с изысканным выговором.
– Добрый день, сэр, – сказал я.
– Не позволите ли присоединиться к вам ненадолго?
– Конечно, – ответил я и указал на скамью напротив.
Я предпочел бы остаться в одиночестве, но было ясно, что он узнал меня и захотел побеседовать, не мог же я ему отказать. Впрочем, усевшись и поставив перед собой собственный эль, он несколько мгновений молчал и лишь слегка улыбался мне.
– Думаю, вы меня не узнали, – наконец сказал он.
– Прошу прощения, сэр, – ответил я. – Выходит, мы с вами встречались?
– Однажды, – сказал он. – Много лет назад. Возможно, если бы я вывесил из кармана мои часы, они расшевелили бы вашу память?
Я нахмурился, пытаясь сообразить, что могли означать эти слова, но тут смысл их дошел до меня, заставив изумленно округлить глаза.