Тот молчал и хмуро разглядывал, вмиг побледневшее лицо своего подопечного, руки демона властно покоились на широкой груди.
– Ну?.. – холодно кивнул демон, – что дальше? Чего ты замолчал? Тебе ли, прелюбодею, в чертогах адовых вспоминать слова Иисусовы? Ты что, милок, бананами объелся?
– А вот и не объелся, – храбро возразил Владимир, – у нас с вами свободная дискуссия. А я по такому поводу вот, что скажу: мне всегда не нравилась эта заповедь. Моя натура против бунтовала, когда нам на уроках читали «Закон божий». Ну, помилуйте, тебя обидели, а ты еще спасибо обидчику должен сказать? – затараторил Владимир. – Глупее и не придумаешь. Я, например, не согласен с подобной резигнацией[66]. И точка!
Виктор скептически посматривал на Махнева.
– Ну-ну. Отчасти убедительно твоё риторство. А дальше что? – недоверчиво спросил демон.
– А дальше… Мне вообще многие христианские заповеди не симпатичны, – запальчиво брякнул Владимир. – Они… как бы это сказать… неисполнимы и, порой нелепы. Ну, хотя бы «не укради». Ну, до чего смешно! Сколько лет стоит земля, и жив человек – столько лет все и воруют: от мальчишек на базаре, до фараонов, императоров, царей и генерал-губернаторов. И ничего… А у русских воровство – вообще навязчивая идея. Они так и смотрят – где и что плохо лежит. Или «не желай дома ближнего своего и его жены» – а как быть, ежели желается? А про «не прелюбодействуй» я и вовсе говорить отказываюсь. Без этого вообще, зачем жить?
– Ну, без нарушения тобой этой заповеди так часто, истово и с особым цинизмом не состоялась бы наша, поучительная во всех смыслах, беседа, – смягчившись, ответил демон и хитро улыбнулся. – О библейских заповедях, их истинности или «относительности» мы еще поговорим позднее. Сейчас меня интересует иное…
– Я весь во внимании, – по-мальчишески отвечал Владимир. Его глаза блестели лихорадочным огнем, красные пятна выступили на скулах. Он внутренне радовался, что так удачно отвел от себя гнев своего покровителя.
– Я, почему тебя про психологию русского человека спрашиваю? Мне интересно узнать твое мнение на сей счет, – проговорил Виктор, – я, видишь ли, жизнь и характер многих европейцев наблюдал и изучал подробно. И так тебе скажу: иной француз шпажонкой тычет, а русский лишь по кухням хнычет. Не знаешь, почему?
– Не знаю… – обескуражено молвил Владимир и развел руками, – видать – характер такой или судьба.
– То-то, что характер. Слушай, Володя, а что ежели, лет этак через сто я похлопочу перед «Советом», чтобы в следующей жизни ты родился не русским, а французом? Будут «ля муры», «ту журы», дуэли и прочие прелести. Французы – очень темпераментные малые и до любовных утех охочи.