Он повторил:
— Доминика...
Она тихо сказала:
— Сядьте рядом со мной. Чего вы боитесь?
Он сказал:
— Я не боюсь, — и робко шагнул к ней.
Она глядела на него тоже несмело, чуть приоткрыв прелестный рот. Еще детские зубы светились молочной белизной. Она учащенно дышала. Нет, в этом не было ничего плохого. «Нет, Господи, в этом нет ничего плохого. Я заслужил этот отдых, это утешение, которое выпадает на долю всех людей, даже самых обойденных, самых бедных». Он медленно подходил к ней все ближе, а она отвела глаза, чтобы его не смущать, и ждала, неподвижная, как статуя, словно достаточно было одного взмаха ресниц, чтобы спугнуть этого юного самца. Он сделал еще шаг.
И тут на лестнице послышался шепот. Жан де Мирбель вошел без стука и не притворил за собой дверь. Ксавье увидел, что у порога, в полутьме коридора, стоит и Мишель.
— Что вы здесь делаете? — спросил Мирбель у Доминики.
— Я пришла постелить... Мы разговорились, — объяснила она. И добавила, обращаясь к Ксавье: — Полотенца на стуле.
Перед тем как выйти, она обернулась и улыбнулась Ксавье:
— До завтра.
Мирбель стал ходить взад-вперед по комнате.
— Она давно здесь?.. Она говорила с тобой обо мне? Ну, признайся: она говорила с тобой обо мне?
Вошла Мишель и взяла мужа под руку.
— Дай твоему другу отдохнуть, — сказала она. — Я с ним завтра поговорю.
Ксавье сухо возразил:
— Мне кажется, нам с вами уже не о чем говорить. Ваш муж вернулся, значит, я могу уехать. Утром есть поезд?
— Не начинай все снова! — воскликнул Мирбель.
— Вы в самом деле хотите уехать? — спросила Мишель. — Тогда зачем же вы с ним приехали?
Жан де Мирбель прошептал ему прямо в ухо:
— Не отвечай ей.
— Я привез его назад, — сказал Ксавье. — Мне здесь больше делать нечего.
Мишель вдруг внимательно поглядела на него:
— Мы объяснимся завтра. Потом вы уедете или останетесь. Во всяком случае, между нами не будет недомолвок.
Она протянула ему руку.
— Не будем ему мешать спать, — сказала она мужу.
Жан вышел за ней, потом снова приоткрыл дверь и сказал приглушенным голосом:
— Ты ей нравишься, да я в этом и не сомневался. А тебе она как?
Ксавье молчал, и тогда он сказал совсем тихо:
— Если она тебе нравится, я дарю ее тебе. Шучу, шучу! — добавил он быстро.
И притворил за собой дверь.
В этот самый момент Доминика зашла в комнату Бригитты, смежную с ее комнатой: старуха позвала ее. Мадам Пиан, видно, еще не собиралась спать; она сидела в глубине огромной кровати. Тощие пегие пряди волос, точно змеи, расползались в разные стороны — креповая повязка их больше не придерживала. Рот ее зиял черной дырой — она вынула вставные челюсти. И все же ее крупное костлявое лицо без темных очков казалось более человечным.