Интерьер Департамента больше напоминал театр, нежели полицейское управление. Мраморные полы, широкие лестницы на второй этаж по обеим сторонам холла, тяжелые портьеры, огромная хрустальная люстра – Мартынов любил роскошь и терпеть не мог безвкусицу. На втором этаже находились многочисленные кабинеты, допросные и служебные помещения. «Дело прежде всего!» – любил повторять барон-капитан, работающий обычно по восемнадцать часов в сутки. Арестантская находилась в подвале, но я туда не пошел.
Держа в руке «дырокол» и готовый немедленно стрелять на поражение в случае необходимости, я направился к одной из лестниц. Несмотря на то что в здании было пусто, освещенное окно второго этажа не давало мне покоя. Насколько я помнил расположение помещений, свет горел в личном кабинете Мартынова. Уж не призрак ли барон-капитана решил наведаться в последний раз на место службы?
Я крался по зданию, стараясь издавать как можно меньше шума. Главное, не наступить на битое стекло. Пока что мне удавалось двигаться тихо, практически бесшумно, насколько это вообще возможно.
Широкую лестницу, ведущую на второй этаж, я преодолел стремительным рывком – самое опасное место, полностью просматриваемое со второго яруса. Или мне опять повезло, или в Департаменте и правда никого не осталось, но по мне не стреляли.
Второй этаж встретил меня теми же пустотой и хаосом, как и первый. Вот только тут я нашел защитников Департамента. Точнее, то, что от них осталось. Трупы повсюду. Я видел знакомые лица. И заслуженных полицейских, за долгие годы заработавших множество наград, и новичков, едва успевших окончить школы-резервы полиции, но сегодняшний день всех уравнял между собой. Они отбивались до последнего и остались тут навсегда.
Когда до двери кабинета Мартынова оставалось совсем недалеко и я, прячась за одной из массивных колонн, уже видел слегка приоткрытые створки, мне в голову внезапно пришла идея.
Переговорник – техническое чудо нашего времени – лежал у меня в кармане, а еще одно стационарное устройство всегда находилось в кабинете барон-капитана. Все, что мне оставалось, – дать позывной на нужной волне.
Знакомое дребезжание я прекрасно услышал со своего места за колонной. Переговорник Мартынова, насколько я знал, стоял на рабочем столе, поэтому мне оставалось только дождаться, ответит ли кто-нибудь на мой вызов.
Аппарат звонил долго, почти минуту, но никто не подходил. Я не терял надежды, продолжая ждать.
Наконец кто-то ответил на вызов, переговорник затих, и воцарилась полная тишина. Я прижал мембрану к уху, но, кроме обычных сторонних хрипов, ничего не услышал. Ответивший не спешил представляться, оставив эту прерогативу мне.