Эва усмехнулась, явно наслаждаясь разговором.
— Факты часто перевирают, не так ли? Я имею в виду: что, в конце концов, хотела сказать эта Марта своей статьей? И откуда взялся этот ужасный рисунок? Я знала Харперов, но и понятия не имела, что их сын-мотоциклист был одним из твоих парней.
Эва заметила, как я побледнела, и на минуту замолчала. В этот момент она поняла то, что, должно быть, хотела знать в течение последних пятнадцати лет: неродившийся ребенок был от Кенни. Не требовалось больше ничего обсуждать. Все и так ясно.
Я глотнула кипяток из чашки и предложила Эве сигарету. Она отказалась, и я закурила сама.
— Мне кажется, Марта права, — сказала я, намеренно переводя разговор на безопасную тему. — Если публика будет считать, что я всего лишь марионетка Эйдана, меня перестанут уважать и больше не станут прислушиваться ко мне как к независимой личности.
Эва на минуту смутилась, затем сосредоточилась и подхватила нить беседы:
— Уважение? — раздраженно переспросила она, подавив смешок. — После всего, что ты наворотила, уважение должно стать последней вещью, о которой стоит беспокоиться.
— Что ты думаешь о моем последнем проекте, Эва?
Она принялась перебирать красные бусы на шее, вертя в пальцах бусины.
— Честно говоря, — медленно начала она, туго скручивая нить с бусинами, — я не понимаю, чего ты добиваешься. Это просто рекламный трюк?
— Конечно, нет. Я поднимаю важные вопросы, касающиеся женщин, искусства и осознания своей значимости.
— О, понимаю: чтобы сформировать самооценку, нужно просто продать себя.
— С одной стороны, да.
— Естественно, продажа осуществляется лишь из самых высоких побуждений, — ядовито сказала Эва, выпуская бусы из рук, — а не из желания улучшить социальное и материальное положение.
— Я художник, Эва.
— По-твоему, это дает твоим посланиям право быть непонятными для простых смертных?
— Нет. Просто я художник, который в качестве материала использует себя.
Эва выглядела задумчивой и, к моему удивлению, немного грустной.
— Ты используешь себя? Но кто ты тогда на самом деле, Эстер?
Я не ответила, вместо этого я потушила огонь в искусственном камине.
Эва медленно покачала головой.
— На самом деле тебе неинтересно мое мнение, — со вздохом проговорила она.
— Вообще-то я надеялась хоть на какую-то поддержку.
Я ненавидела ее манеру заставлять меня жалеть себя. Я никогда не понимала, зачем это нужно. Но я точно знаю, что каждый из нас нуждается в безусловной родительской любви. Только какое это имеет отношение к матери, занятой проблемами эмансипации на благо всего человеческого рода? Сама я считаю, что нельзя смешивать материнство с искусством. Но в отличие от Эвы я верю, что женщина может попробовать совмещать ребенка и карьеру; нужно лишь делать все в свое время.