— А родители твои ничего не заметили?
— Заметили, когда оказалось, что я залетела. Но я его не выдала. Наврала про каких-то хулиганов, которые меня изнасиловали. Между прочим, я тогда очень хотела родить. Правда! Чтоб был маленький и на него похожий. Я Владиславу об этом сказала, а он начал деньги на аборт предлагать, болтать какую-то чушь. И так трусливо, похабно, противно, что у меня глаза открылись… «Господи, — думаю, — на кого же я молилась! На кота облезлого, на мразь седую, слизняка вонючего!» Он тут же квартиру обменял и съехал куда-то. Ну а когда мне аборт делали, я аж вся злорадством исходила — пусть его отродье на клочки раздерут!
— А сейчас он где?
— В Москве где-то толчется. Видела в какой-то газете упоминание. Вроде бы он диссидентом был, с коммунистами боролся. Но так, особо не прославился. Один раз как-то думала: а не замочить ли его? Но потом решила — начхать. Пусть сам сгниет.
— Неужели ты после этого ни в кого не влюблялась? — недоверчиво спросил Никита.
— Нет. Дальше у меня не сердце, а голова работала. Я все романы крутила так, чтоб что-то с этого иметь. Не одно удовольствие, а всякие там нужные знакомства, справки, визы, компроматы. Когда постарше стала — иногда позволяла себе просто оторваться. Вот, например, тогда, когда вас с Люськой к себе в подвал затащила. Потому что у меня жизнь — очень даже мужская. И опасная, скажем так. Сегодня жива — значит, надо все, что можно, из этой жизни выжать. Потому что завтра меня могут грохнуть или повязать. Насчет того, что грохнут, это все проблемы снимет, а вот если повяжут, то минимум лет двадцать я огребу. С конфискацией имущества, знаешь, как в «Интернационале», только наоборот: была всем, а стану — никем. И выйду в полста годов больной старухой. Одни воспоминания останутся… Так пусть их будет больше!
Они чокнулись бокалами с ароматным вином. Никита почувствовал легкий хмель и волнение от выслушанной исповеди.
— А меня ты тоже хочешь выжать на все сто? — спросил он.
— Да! Но тут случай особый. Потому что со мной творится то же, что пятнадцать лет назад, но я уже другая, понимаешь? Я на семь лет тебя старше и взяла тебя мальчиком, верно? Тогда, когда я втюрилась в этого старого козла, у меня была пустая голова. Сейчас — нет. Голова соображает, а сердце хочет своего. Если делать все как положено, по уму, ты еще в октябре должен был нырнуть в болото. Там, в Бузиновском лесу. Ты четыре месяца живешь только потому, что вот тут — Светка опять постучала себя по груди — все переворачивается при одной мысли об этом… У тебя есть девчонка? Только не ври!