Тем временем немецкое издание «Замка ветров» разошлось без остатка, что, по-моему, было в некотором роде сюрпризом для моего немца, который заключил со мной договор только на один тираж. Издатель прислал мне письмо, в котором сообщал, что хотел бы перезаключить договор, и попросил меня приехать в Митаву «для фотографирования и беседы с репортером из Германии».
– Что ты будешь делать? – спросил отец.
– Разумеется, поеду в Митаву, – сказала я. – Остановлюсь у тетушки, как в прошлый раз.
Добрейшая Дарья Семеновна после журнальной публикации моего романа стала горячей моей поклонницей. Она расспрашивала меня о литераторах, с которыми я познакомилась в Петербурге, о прототипах героев моей книги, о том, что я собираюсь делать дальше. По ее мнению, раз уж у меня получилось опубликоваться, надо писать второй роман. У меня же не было никакого четкого плана на будущее. Я была счастлива уже тем, что мы с отцом больше не бедны и не зависим ни от чьих милостей. Деньги, которые я заработала, открыли мне, как много может значить красивое платье, пошитое у хорошей портнихи, большая квартира со всеми удобствами, поездка по железной дороге первым классом. Люди, которые поучают нас, что деньги – вздор, либо никогда не жили в бедности, либо просто кривят душой. Разумеется, глупо утверждать, что деньги – это все, но кое-что в жизни все же от них зависит.
Итак, весной 1908 года я приехала в Митаву и, взяв извозчика, отправилась на уже знакомую читателю Лилиенфельдскую улицу. Я полагала, что на то, чтобы уладить все дела, у меня уйдут два-три дня, но не тут-то было. Один репортер из Германии, с которым мне предстояло встретиться, на самом деле оказался четырьмя разными журналистами из Митавы, Берлина и Вены. С некоторым удивлением я узнала, что моя книга, оказывается, недурно продается в Австрии. Вообще прогресс творит чудеса: по-моему, едва я закончила отвечать на вопросы германского репортера, как мое интервью появилось в немецкой газете. Прочитав сопроводительный текст, я была озадачена: оказалось, что я ни капли не зазнаюсь (а с чего, спрашивается, мне зазнаваться?), что я прекрасно говорю по-немецки (тут автор мне польстил) и что занятия литературой не мешают мне заниматься хозяйством и заботиться о старом отце (что являлось чистым вымыслом, потому что отец вовсе не был стар и потому что я не могла считаться даже посредственной хозяйкой). В газете была моя фотография, и если бы я ее не увидела, я бы никогда не подумала, что в жизни у меня такой надутый вид.
– Прекрасная фотография, фрейлейн Ланина, – возразил мой издатель, когда я высказала ему свое неудовольствие, – и потом, вы плохо знаете немцев! Вам оказали большую честь, потому что эта газета обычно публикует только фотографии императора Вильгельма и членов его семьи.