– Может быть, как-нибудь в другой раз, – сказала я.
– Да, конечно, – произнес Артур. – Я могу написать вам? Ваш отец не будет против?
Я заверила его, что он может писать мне сколько угодно, попрощалась и ушла, пряча за спиной завернутую в газету бутылку. Дома я вылила ее содержимое в раковину, а саму бутылку выбросила в мусорное ведро.
Ружка обрадовалась моему возвращению так, словно меня не было по меньшей мере неделю. Собравшись с духом, я вышла в гостиную, где мать, вертясь перед большим зеркалом, примеряла на шею косыночки и шелковые шарфики, которые извлекла из одного из своих чемоданов.
– Кто это был? – спросила она требовательно. – На моторе?
– Так, никто. Один знакомый. Послушай, мы тут подумали…
– Мы?
– Тебе нужна нормальная спальня, а ребенку – детская. И Саша… сколько он будет спать в гостиной? Мы с папой хотим снять для вас отдельную квартиру.
Мать отбросила розовую косынку в мелкий белый цветочек, которую она примеряла, и некоторое время молчала.
– Хотите от меня отделаться? – спросила она наконец с неприятным смешком.
Из-за неплотно прикрытых дверей донесся рев: очевидно, Тимоша только что проснулся.
– Мне надо работать, – я решила прибегнуть к нечестному приему, – а я не могу сочинять, когда шумят…
– Тоже мне работа – писать дурацкие романчики! – вспылила мать.
– Мама!
– Квартирка ваша – дрянь, не понимаю я, что вы за нее держитесь! Прислуга – хамы! А виновата во всем, конечно же, я. Мило, очень мило… И зачем я вообще сюда ехала? Лучше бы с моста да в воду, и ко дну, чтобы не мучиться…
– Мы будем платить за твою квартиру, – сказала я, твердо решив не поддаваться на эмоциональный шантаж. – И давать деньги каждый месяц. А Саша будет учиться в либавской гимназии, тоже за наш счет.
Мать села на диван и, комкая платок, всхлипнула.
– Ну в чем я провинилась, – закричала она на всю квартиру, – что все всегда хотят от меня избавиться! А-а-а!
Она бурно зарыдала, колотя по полу каблуками. Я смотрела на нее и видела женщину, чья жизнь не удалась и которая вознамерилась отныне мстить близким за то, в чем не было никакой их вины, – просто для того, чтобы хоть как-то излить свое разочарование.
Прибежала нянька с уже знакомыми мне сильнопахнущими каплями, а я ушла в кабинет и стала думать о том, что если мать откажется съехать, то уеду я. Ружка вылезла из-под бюро и потерлась о мою ногу.
Отец пришел домой в восьмом часу. За ужином мать держалась вызывающе и для начала заявила, что никуда переезжать не будет, что она знает свои права и что я неблагодарная дочь, ну а насчет мужа у нее вообще никогда не было иллюзий.