Я кивнула.
– Вы пытаетесь нас уверить, что моя дочь надышалась в библиотеке каких-то ядов? – недоверчиво спросил мой отец.
– Я слышал, – хладнокровно ответил доктор, поворачиваясь к нему, – что привидение графини Рейтерн явилось дворецкому тоже где-то возле библиотеки.
– И что из этого следует? – спросила Минна, не скрывая своего раздражения. – Вы пытаетесь нас убедить, что фрейлейн Ланиной все померещилось, потому что она была в библиотеке, а как тогда быть с нами? Я слышала этот вой, как и Руди, и герр Ланин, и наши слуги, а ведь мы находились в разных частях здания…
– Вы могли слышать вой одной из собак, находящихся у вашего сторожа, – упрямо возразил доктор, – а когда фрейлейн Ланина пришла в себя после обморока и поведала вам о призраке графини и псе с перерезанным горлом, вы вообразили, что слышали вой именно этого пса. Но на самом деле, – продолжал он, багровея, – вы все слышали реальный вой реальной собаки. А то, что привиделось фрейлейн Ланиной, есть, вне всякого сомнения, результат галлюцинации.
– Вызванной книгами? – довольно сухо спросил мой отец.
– Нет, – отрубил доктор Мюллер. – Возможно, типографская краска в старых книгах содержит какие-то вредные вещества, но я не думаю, что дело в ней.
– А в чем же? – спросил Креслер.
– Склеп. – Доктор многозначительно поднял толстый указательный палец. – Вы забываете о десятках мертвецов, которые веками разлагаются в своих гробах совсем рядом с вами. Да, я знаю, что склеп находится в другом крыле замка, но не исключено, что все эти вредоносные миазмы сквозь трещины в стенах время от времени просачиваются в ту часть здания, где находится библиотека, и тогда люди воображают себе невесть что.
Он говорил так убедительно, что я заколебалась. Но тут я вспомнила клавесин на чердаке и тягучую, однообразную мелодию, которую он играл. Если это тоже было игрой моего воображения, почему оно не придумало какой-нибудь более интересный мотив?
– Какое платье было на призраке? – внезапно обратился ко мне доктор Мюллер. – Опишите его.
– Я плохо помню, – пробормотала я. – Оно было темное, но все светилось… И на рукавах кружева, ну, знаете, вместо манжет… Как на старинных портретах.
– Вот, вы сами назвали ключ, – удовлетворенно констатировал доктор. – Ваше воображение оживило платье, которое вы увидели на какой-нибудь картине.
Я была слишком слаба, чтобы спорить, и закрыла глаза.
– Оставим больную, – донесся до меня голос доктора. – Пусть бедняжка отдохнет.
«Нет, я не больна, – вяло думала я, прижимаясь щекой к подушке. – Я не больна… Клавесин играл… и мне явилась мертвая графиня Рейтерн, а потом пришел ее пес и завыл… Чего она хотела от меня? Зачем пришла? А может быть, это значит, что я скоро умру?»