знаю — нелегкое это дело.
Подсела Белка к орешкам — хруп, хруп, — нахрупала пятьдесят штук, придвинула к Бурундуку:
— Ну вот, тебе на день хватит. Ешь, а я побегу поиграю.
Взбежала по кедру на макушку и ну по веткам скакать. И призадумался тут Бурундук, раскинул умом. Нет, думает, плутовство это: час работать, день гулять. Он думал, что Белка весь день будет ему орешки грызть, а она за полчаса управилась.
И сказал Бурундук Белке:
— Не нужна мне такая помощница: ты на меня всего полчаса трудишься, а я тебя весь день корми.
— Так я же тебе на весь день орешков нагрызаю, тебе же больше не надо.
— Все равно плутовство это, — сказал Бурундук и прогнал Белку.
И теперь по всем дням сидит Бурундук у пенечка и колет на нем орехи камешком. Один раз попадет по ореху, а три раза по пальцам. Плачет от боли, а Белку не зовет: уж больно быстро она с работой управляется, за что ее кормить?
Жил в степи Хорь. Бывало, стоило ему только высунуть голову из норы, как все суслики прятались. Больно он ловко расправлялся с ними. Где найдет, там и придушит.
— Будешь, — говорит, — знать, как таскать зерно с колхозных полей.
Вот какой это был Хорь. По всей степи о нем слава добрая шла. По сто двадцать сусликов в год съедал, а душил еще больше. Но и он жил-жил да и умер. А сын и теперь живет. Но он совсем не в отца пошел. Ленивый — жуть. Только отцом и славен.
Придет к какому-нибудь хорю в гости и говорит:
— Ты знаешь, у меня отец какой был?
И начинает об отце своем рассказывать. Рассказывает-рассказывает и вдруг спросит:
— У тебя не найдется поесть чего-нибудь? Что-то проголодался я будто.
Как не угостить чем-нибудь сына такого знаменитого отца. А Хорек поест, скажет:
— Да, великим Хорем отец мой был.
И опять начинает об отце рассказывать. Рассказывает-рассказывает и спросит между прочим:
— А у тебя не найдется чего-нибудь в дорогу мне, а то вдруг поесть захочу.
Так и ходит по гостям всю свою жизнь; сегодня к одному, завтра к другому. По всей степи известен, как и его отец. И когда видят хори, идет он, говорят своим детям:
— Вон идет тот самый Хорек.
— Какой?
Да который именем своего отца кормится.
А сын великого Хоря останавливается возле кого-нибудь и говорит: — Ты знаешь у меня отец какой был?
Но все уже знают, зачем он говорит это, и несут угощение: нельзя же отказать в еде сыну такого знаменитого отца.
Жил-был кит. Звали его Кашалот. Вместе с ним в том же океане жила и Акула. У нее была большая пасть и крепкие зубы. Была она жадная, загребистая. Хапала своей пастью все, что попадало на глаза. Увидит, плывет что-то, и сразу —: хап! Съестное, несъестное — хап! Сперва хапнет, а потом почувствует, что есть нельзя, выплюнет. Где она появлялась, все хоронились кто куда, а она плыла с разинутой пастью и хапала, хапала, хапала все, что встречалось на пути.