Наконец мистер Дайер, отметив все уважительные причины задержек, добрался до Нью-Вюртемберга.
Только один мужчина, один раз за все время, обратился к Кэрол. Чет Дэшуэй нагнулся к ней и задыхающимся голосом просипел:
— Скажите, вы читали этот рассказ «Оба уходят», который печатался в «Увлекательных историях»? Презанятно написано! Наверно, его написал какой-нибудь знаток бейсбола!
Остальные попытались поддержать разговор о литературе. Гарри Хэйдок заявил:
— Хуанита — большая любительница шикарных романов, вроде «Среди магнолий» этой, как ее, Сары Хетвиггин Баттс или «Лихих наездников на ранчо». Книжница. Но я, — он с важным видом огляделся кругом, как человек, убежденный, что до него ни один герой еще не был в такой переделке, — я так чертовски занят, что у меня нет времени читать.
— Я никогда не читаю того, в чем плохо разбираюсь, — сказал Сэм Кларк.
Этим окончилась литературная часть разговора, а затем Джексон Элдер в течение нескольких минут излагал свои соображения, почему он считает, что щука лучше ловится у западного берега озера Миннимеши, чем у восточного, хотя именно у восточного берега Нэт Хикс и поймал замечательную щуку.
Разговор продолжался. Продолжался, как это ни странно. Голоса звучали монотонно, хрипло, настойчиво. Люди говорили самоуверенно и резко, как пассажиры в отделении для курящих пульмановского вагона. Кэрол было не скучно. Ей было страшно. «Они любезны со мной, потому что мой муж принадлежит к их племени, — думала она, тяжело дыша. — Но горе мне, если бы я была чужой!»
Кэрол сидела с застывшей улыбкой, словно фигурка из слоновой кости. Она старалась не думать и осматривалась в этой гостиной, которая свидетельствовала о достатке, но также о полном отсутствии воображения.
— Элегантная обстановка, а? — сказал Кенникот. — Так, по-моему, и должна обставляться квартира — в духе времени.
Кэрол вежливо оглядела вощеные полы, деревянную лестницу, камин, которым не пользовались, с кафелями, похожими на коричневый линолеум, граненые вазы и салфеточки под ними, и заставленный, запертый, неприступный шведский книжный шкаф, наполовину заполненный бульварными романами и, по-видимому, нечитанными собраниями сочинений Диккенса, Киплинга, О. Генри и Элберта Хаббарда.
Кэрол заметила, что даже сплетни не давали достаточной пищи для разговора. Молчание, словно туман, заволакивало комнату. Гости откашливались и старались подавить зевоту. Мужчины оправляли манжеты, женщины глубже втыкали в волосы гребни.
Но вот раздается звяканье посуды, в глазах у всех зажигается надежда, распахивается дверь, доносится запах крепкого кофе, и слышен радостно мяукающий голос Дэйва Дайера: «Ужин!» Все начинают болтать. Теперь у них есть занятие. Теперь они могут уйти от самих себя. Все усердно принимаются за еду — сандвичи с курятиной, кекс, покупное мороженое. Даже покончив с едой, они остаются в хорошем настроении. Теперь в любую минуту можно уйти домой и лечь спать. Шорох пальто, шелковых шарфов, последние рукопожатия.