На следующий день рано утром Лиэндер шел по пропахшей рыбой тропинке к причалу, где стоял «Топаз». С десяток пассажиров ждали его, чтобы купить билеты и сесть на пароход. Тут Лиэндер заметил на рулевой рубке какое-то объявление. Он сразу же подумал о Гоноре, и ему захотелось поскорее узнать, что она замышляет. Объявление было написано на доске и стоило, наверно, долларов пять. Оно гласило:
«НЕ ВХОДИТЬ! ЭТА ЯХТА ПРОДАЕТСЯ.
ЗА СПРАВКАМИ ОБРАЩАТЬСЯ К ГОНОРЕ УОПШОТ, 27, БОТ-СТРИТ».
На мгновение сердце у Лиэндера оборвалось: казалось, он упал духом. А потом обозлился. Объявление было привешено к рубке, а не прибито, он схватил его и собрался бросить в реку, но сообразил, что доска хорошая и может на что-нибудь пригодиться.
— Сегодня рейса не будет, — сказал он пассажирам.
Затем он сунул доску под мышку и мимо группы ожидающих направился к площади. Большинство поселковых торговцев, разумеется, знали про объявление, и многие из них наблюдали за Лиэндером. Он никого не видел и с большим трудом удерживался, чтобы не заговорить вслух с самим собой. Как мы знаем, ему шел седьмой десяток; сутуловатый, со слегка переваливающейся походкой, но еще очень красивый старик, с густой шевелюрой и мальчишеским выражением лица. Доска была тяжелая, и рука у него затекла, так что ему несколько раз пришлось перекладывать доску с одного бока на другой, прежде чем он добрался до Бот-стрит. К тому времени он совсем взвинтился. Здравого смысла в нем почти не осталось. Краем доски он стал колотить в дверь Гоноры.
Гонора шила. Ей понадобилось некоторое время, чтобы дойти до двери. Прежде всего она достала свою палку и обошла кругом гостиную, убирая отовсюду карточки Мозеса и Каверли. Она побросала их на пол за диван. Она сделала это потому, что, хотя ей нравилось видеть вокруг себя карточки мальчиков, она все же не хотела, чтобы кто-нибудь из Уопшотов обнаружил столь явное проявление ее привязанности. Затем она оправила платье и пошла к двери. Лиэндер колотил не переставая.
— Если ты отобьешь краску с моей двери, — крикнула она ему, — ты уплатишь за это!
Как только она открыла дверь, Лиэндер ворвался в холл и прорычал:
— Что, черт возьми, это означает?!
— Не чертыхайся, — сказала она. Она зажала уши руками. — Я не хочу слышать, как ты чертыхаешься.
— Чего ты от меня хочешь, Гонора?
— Я не слышу ни одного твоего слова, — сказала она. — Я не хочу слушать твою ругань.
— Я не ругаюсь! — прокричал он. — Я перестал ругаться.
— Судно мое, — сказала Гонора, отнимая руки от ушей. — Я могу делать с ним все, что захочу.