По расчетам Решетняка, от Соборного парка до домика Пушкина было не больше десяти минут ходу. Миновав оживленную площадь, отец и дочь свернули на тихую улочку, петлявшую словно ручеек, похоже сохранившуюся в центре Кишинева еще со времен поэта.
Домик Пушкина среди строений из легкого белого известняка, мало, чем отличался от своих соседей. Но все же был отреставрирован и казался праздничнее других. У входа его висел старинный фонарь чугунного литья — такие фонари называют «пушкинскими», ассоциируя их с теми, что у памятника поэту в Москве, рядом с кинотеатром «Россия».
Пройдя по галерее, Решетняк с Наташей попали в небольшой внутренний дворик. Прямо перед собой они увидели вход в музей, две мраморные доски с надписями на молдавском и русском языках. Слева между музеем и галереей втиснулась чья-то квартира с деревянной верандой. Именно ее три окна были видны с улицы. На веранде сушилось детское белье — крошечные ползунки, голубые и розовые чепчики вздрагивали, покачиваясь на легком ветерке. Справа от галереи стоял еще один дом. По почтовому ящику, приколоченному к двери, музыке, доносившейся из-за нее, было понятно, что и тут кто-то живет.
Им определенно повезло. В музее началась экскурсия со школьниками, которые пришли сюда вместе с учительницей. Худенькая девушка-экскурсовод в роговых очках на одухотворенном лице в течение доброго часа водила притихшую толпу подростков по четырем небольшим комнатам, стараясь наполнить их головы массой сведений о поэте.
Евгений Васильевич видел, что дочери интересно, это радовало его. Наташа так же степенно, как и другие, переходила от стенда к стенду, подолгу задерживаясь у выцветших автографов на пожелтевшей бумаге, написанных нервным почерком гения. Особенно внимательно, с недетской серьезностью она слушала историю создания Пушкинских «Цыган» — то ли легенду, то ли быль о цыганке Земфире. Глядя сбоку на четкий профиль дочери, стоявшей у окна, Решетняк подумал, что скоро, совсем скоро она вступит на порог зрелости. И та таинственная сила, которая превратит ее из девочки в юную женщину, уже начинает пробуждаться в ней.
Но главный сюрприз был впереди. Упомянув о двух кишиневских дуэлях Пушкина, экскурсовод исчезла, через минуту появилась, неся в руках продолговатый изящный ящик из красного дерева. Не открывая его, девушка сказала:
— Ребята, в этом ящике находятся образцы пистолетов, подобные тем, которые использовались Александром Сергеевичем во время его последней дуэли с Дантесом.
Она откинула крышку. На выцветшем, когда-то темно-бордовом бархате, блеснула старинная сталь. Аккуратно, подобно инструментам в школьной готовальне, обратив друг к другу длинные стволы, лежали два пистолета. Их вороненые стволы по безупречным дугам плавно переходили в массивные рукояти темного полированного дерева. Украшенный тонкой резьбой курок хищно нависал над стволом пистолета, а металлические накладки рукоятки с орнаментом ручной работы, слегка тронутые зеленью, являли превосходное творение художественного мастерства.