Решетняк по привычке вставал рано, совершая длительные утренние прогулки. Всякий раз другим путем он шел по знакомым улицам, выходя к озеру. Потом спускался вниз по длинной лестнице и обходил овальную голубую чашу. Тем временем уже совсем рассветало. Когда через полтора — два часа он возвращался домой, Наташа еще спала, а мать, хлопотавшая на кухне, укоряла сына, что он рано встает даже в отпуске.
Так прошло несколько дней. Жена Решетняка, Ирина Семеновна, отправляя их, не очень полагалась на мужа и составила подробный список культурно-массовых мероприятий для Наташи. Она обязала Евгения Васильевича сводить дочь в музеи Кишинева и непременно в домик Пушкина.
— Ребенку это просто необходимо, — сказала она и, взяв записную книжку мужа, на последней странице аккуратным каллиграфическим почерком педагога записала то, что ему следовало запомнить. Под номером четыре значилось: «Домик Пушкина».
В это утро после прогулки Евгений Васильевич взял записную книжку, поставив около номера четыре небольшую галочку. За завтраком он сообщил Наташе о предстоящем свидании с Пушкиным, но, к его огорчению, она не проявила особого энтузиазма.
— Александра Сергеевича Пушкина мы еще будем проходить в школе, а сегодня такая чудесная погода. К тому же мы с девочками собрались на мультфильмы. Целых девять выпусков «Ну, погоди!»
— «Ну, погоди!» можно посмотреть и в Москве, — возразил Евгений Васильевич, показывая, дочери мамину запись. — А в Кишиневе нам осталось быть всего пять дней. Что касается девочек, можно взять их с собой.
— Не пойдут, — уверенно сказала Наташа. — Музей Пушкина у них под боком. Они там уже были или могут сходить потом.
Но Евгений Васильевич продолжал настаивать, и после небольшого совещания с девочками во дворе Наташа согласилась. Правда, поставила условие: мороженое до и после музея. Конечно, со стороны дочери в создавшейся ситуации это было явным вымогательством, но Решетняк махнул рукой, решив, что небольшое отступление от основ педагогики не принесет вреда. По логике вещей, цель оправдывала средства.
Они прошли через парк Пушкина, пересекли проспект и, купив мороженое на углу Соборного парка, увидели городскую елку.
Привезенная издалека огромная зеленая ель чувствовала себя чужой на залитом солнцем асфальте, смущенно пряча в густых ветвях яркие украшения. Она напомнила им о зиме, которой здесь не было, и Наташа, взгрустнув впервые за эти дни, призналась, что ей хочется в Москву. У елки затевался какой-то праздник. Вскоре они развеселились, увидев Снегурочку и деда Мороза, которые в ожидании начала укрылись в тени киоска, чувствуя себя в теплой одежде явно не в своей тарелке.