Я принимаю решение.
Замок плохо смазан, и ключ заедает, открыть получается не с первого раза. Распахиваю дверь. Джованни не торопится выходить из камеры, словно боится поверить в близость свободы.
Протягиваю ему плащ:
— Завернись и скрой лицо. Пошли, у нас мало времени.
В спину нам летят крики. Пленники проклинают и умоляют открыть двери, но мы не оборачиваемся.
За стенами замка ждет оседланная лошадь. Солнце в зените, ни облачка на темно-синей лазури небес. Безмятежная осень Вилесских предгорий.
Я отдаю брату кошель с деньгами. Тот далеко не так увесист, как хотелось бы, но это все, что у меня есть. Подумав, снимаю сережки. Золото можно продать.
Он пытается вернуть мне украшения:
— Не надо.
— Нет, возьми. Обещай, что уедешь далеко-далеко. Туда, где тебя не найдут дознаватели! И что никогда больше не подойдешь на полет стрелы к служителям Черной.
Он обнимает меня, прижимается щекой к щеке. Шепот на ухо:
— Обещаю. Береги себя, Фран. И… держись подальше от Элвина Эйстера.
— Это еще почему? — мне совсем не хочется следовать этому совету.
Брат вздрагивает, выпускает меня из объятий:
— Не знаю. Просто предчувствие.
— Не ревнуй, — я улыбаюсь. — Он мне совсем не нравится.
Брат запрыгивает в седло.
— Прощай, Фран, — тихо говорит он и пришпоривает лошадь.
Я смотрю ему вслед до тех пор, пока мир вокруг не растворяется в потоке горячих соленых капель.
Intermedius
Уго
Он потянулся и с отвращением сел на грязном тюфяке. Почесал укус блохи. Из отхожего угла пахнуло нечистотами, и Уго скривился. В давящей тишине подземелья хорошо было слышно, как в соседней камере на таком же тюфяке стонет и ворочается Альберто.
После того, как сукин сын Джованни Вимано сбежал, Уго со злости избил соседа.
Он давно мечтал это сделать. Выскочка и нытик Альберто бесил до желания пустить ему кровавые сопли еще в университете.
Драка вышла недолгой, и закончить Уго не дали. Как только прознали? Прибежали два мордоворота из числа особо преданных герцогу воинов. Сунули несколько раз Уго кулаком в лицо и под дых, оттащили сокамерника, и теперь Альберто занимал бывшее узилище Джованни.
При мысли об ублюдочном сыночке посвященной ладони сами собой сжались в кулаки. Джованни всегда был самым хитрым из них. Уго слушал, как тот вешал лапшу на уши этой тупой высокомерной стерве — своей сестре, и все думал — вмешаться или не вмешаться? Промолчал. Надеялся, что Вимано не оставит соратников в беде. Что ему стоило оглушить Франческу, когда она открыла камеру, и выпустить всех? Проклятый ублюдок!
Уго очень надеялся, что герцог от души высечет потаскуху. Так, чтобы стерва еще долго не смогла сидеть.