Я отдергиваю портьеру. На широченном — два с половиной фута, не меньше — подоконнике лежит полученная от княгини книга.
Ждет.
Оглаживаю переплет из темной кожи. По углам книги оттиснуты символы четырех стихий, а в центре — восьмилучевая звезда.
Символ Хаоса на своде законов фэйри. Так странно…
Я сбежала с приема. Не совсем сбежала — отлучилась. Все равно вечер безнадежно испорчен, так отчего бы не провести его остаток за книгой.
Можно устроиться на диванчике, но комната слишком большая для меня одной. И мне не нравится мысль, что в любой момент кто угодно может войти. Еще донесут Элвину, чем я занимаюсь.
Поэтому я, прихватив лампу, подбираю юбки и заползаю на подоконник. Портьера опускается, отделив меня от расфуфыренного и самодовольного мира фэйри. С другой стороны — оконное стекло. Огромное и невероятно прозрачное — без помутнений, без пузырьков воздуха. Можно подумать, преграды и вовсе не существует.
Я прилипаю носом к стеклу, рассматриваю темный двор в подтаявших сугробах. Сегодня уже первый день весны, а снег и не думает сходить. Как же холодно на севере…
— Прекрати!
Я вздрагиваю. Что это? Голоса из гостиной?
— Да ну? Что, правда просишь прекратить? — Элвин произносит это глумливо, с веселой яростью, от которой у меня мороз по коже. Хочется забиться в щелочку, стать совсем незаметной, невидимой.
Я, не дыша, приникаю к щели между стеной и портьерой.
— Еще скажи, что тебе не нравится. Задери платье!
Вцепляюсь зубами в ладонь, чтобы не пискнуть. Может, я заснула и мне снится кошмар?
— Не здесь, — говорит княгиня Иса, стоя на четвереньках.
Юбка ее платья волнами растеклась по мраморному полу. Голова высоко вздернута, потому что мой хозяин намотал волосы княгини на правую руку и теперь тянет, принуждая выгибать спину. Его колено упирается в спину фэйри.
— Кто угодно может войти…
— Тогда тебе лучше поторопиться, — ухмыляется Элвин, взмахивая хлыстом. — Мы же не хотим, чтобы гости застали княгиню в таком неудобном положении.
Умоляющий шепот:
— Ты ведь не сделаешь этого.
Он наклоняется и целует ее, потом медленно, едва касаясь, проводит кончиком хлыста вдоль обнаженной спины:
— Еще как сделаю. Давай, задирай платье.
Зажимая рот руками, я слежу за тем, как гордая, совершенная повелительница фэйри, всхлипывая, поднимает подол. Мелькает край нижней рубахи.
Она все еще стоит в унизительной позе на четвереньках, платье подтянуто к поясу, обнажая кружевные панталоны и ноги в белых шелковых чулках.
— Милые рюшечки, — говорит Элвин, медленно приспускает панталоны, гладит ягодицы, а потом резко взмахивает хлыстом. — Считай!