И когда он вернулся, я сначала ужасно испугалась. Испугалась, что разочаруюсь. Что окажется — я лишь придумала себе любовь.
Не придумала. Теперь я знаю точно.
Десять лет — это много, очень много. Мы узнаём друг друга заново. Открываем, как неизведанную землю.
Да, мой мужчина далек от идеала. Может быть невнимательным или резким. Не говорит нежных, восторженных слов, на которые был мастером Джеффри, не пытается подстроиться и угадать мои желания. Скорее уж мне приходится…
Но это не важно. Потому, что мне с ним весело и интересно. Потому, что я чувствую себя счастливой, когда он счастлив. Потому, что с ним могу быть собой и люблю его таким, какой он есть, не мечтая изменить.
И секс… Мне никогда не было так хорошо с мужчиной. Даже не подозревала, что может быть настолько хорошо. Тот первый и единственный раз с Лоренцо был слишком болезненным и бестолковым. Уже сейчас я понимаю, что в этом нет ничьей вины, просто мой первый муж был едва ли опытнее меня самой.
С Джеффри иногда становилось приятно, но я знала, что показывать это — неправильно. Муж восхищался мной, почти боготворил. Считал чистым, небесным созданием, а разве таковым положено испытывать плотские желания?
— Еще как положено, сеньорита, — мурлычет Элвин мне на ухо и, едва касаясь кожи пальцами, рисует спираль на животе. — Для чего нужен секс, как не чтобы получать удовольствие?
— Чтобы рожать детей.
— Нам это не грозит, так что продолжим предаваться разврату.
Его рука опускается ниже, и все, что я могу, — тихо стонать, подаваясь навстречу умелым пальцам.
Он искушен в чувственных наслаждениях и не стесняется своих желаний. Должно быть, я порочна по натуре, потому что не вижу ничего оскорбительного в вожделении. Мне приятно ловить на себе жаждущий взгляд своего мужчины. Чувствую себя любимой и желанной.
Кажется, он знает мое тело лучше, чем я сама. Играет на нем, словно музыкант — ласково, изобретательно, бесстыже, — и одновременно нашептывает на ухо возмутительные, но возбуждающие непристойности. И становится необычайно довольным, когда я перестаю сдерживаться, когда мои стоны и крики разносятся по комнате.
Я люблю прикасаться к нему. Прижиматься — кожа к коже, никакой одежды, никаких сорочек, никаких преград. Покрывать поцелуями, скользить ладонями по широким плечам, торсу, гладить мускулы, спускаясь к низу живота…
Первый раз, наткнувшись на возбужденную плоть, я ужасно смутилась и отдернула руку, чем очень насмешила своего любовника.
— Погладь его. Он не кусается.
— Вот еще! — буркнула я. От стыда хотелось провалиться сквозь землю. И, как назло, было совсем светло, так что Элвин отлично видел мои пунцовые щеки и уши.