– Может быть. А может, ты была бы счастливой.
– Нет. Не была бы, – покачала головой я. – А знаешь, Юра ведь потом звонил мне.
– Серьезно? – изумленно посмотрела на меня Лиза. – Как, когда? Ты никогда не говорила мне об этом!
– Я забыла. Честно. Это случилось всего один раз, и он был в стельку пьяный – какая проза жизни, – но я была рада. Понимаешь, это дурацкое человеческое свойство – надеяться на чудо. Оно держит тебя рядом с Сережей, оно же заставило меня вспыхнуть от волны счастья, как только я услышала в телефонной трубке этот его низкий, вечно спешащий, комкающий слова голос. Знаешь, которые почти и не разобрать.
– Что он сказал?
– Ой, он столько мне всего наговорил. Юра сказал, что я во всем виновата, и я согласилась. Сказал, что не умею делать правильный выбор, и я снова согласилась. С его слов, я никак не могу понять одной простой истины, что на самом деле я ни за что не отвечаю, кроме моей собственной жизни. Я должна отвечать только за себя, а не за сестру и ее проблемы.
– Я говорю тебе то же самое, – мягко добавила Лиза.
– Да-да, – отмахнулась я. – То же самое мне говорила ты – миллион раз, наверное. Самое смешное, что единственный из нас, кто практикует на деле этот принцип черствости, так это Игорь Апрель, мой красивый мужчина со спокойным сердцем.
– Принцип черствости? Ты все неправильно понимаешь…
– Конечно. Юра, кажется, так же мне сказал. А я тогда сидела с Вовкой, у него был грипп, температура под сорок. Лиза, помнишь, ты лежала в отключке, и я отвечала за вас, бегала с чаем, термометром и таблетками. Но разве кому из вас что докажешь! Все делают вид, что нет никаких обстоятельств, что все либо черное, либо белое. Но выбор – его нет. Что мы выбираем – никто ни черта не знает. Все выбирают вслепую. Посмотреть хотя бы на тебя. Слепа, глуха, завязала глаза, сковала руки. Может, и правильно, ведь он – отец твоих детей. Я только теперь вдруг это увидела очень ясно. Дело ведь не в том, чтобы обязательно добежать до рекламного счастья. У тебя так сложилась жизнь. Вот и все. Так сложилась – и ты должна извлекать максимум из того, что есть.
– Все не так плохо, Фая, – попыталась успокоить меня сестра.
– Да, я знаю. Бывает и хуже. Из разбитых яиц можно сделать омлет. Цыплята, правда, не вылупятся. Слушай, но как ты выносишь это? Я понимаю, когда Сережа рядом. А когда его нет? Когда снова пропадает? Что ты говоришь себе, чтобы не задыхаться от ужаса? Я за сегодняшний день вот уже столько всего перечувствовала, что хочу пойти, взять автомат Калашникова и весь магазин разрядить в Апреля. Разве это нормально?