«Из рода в род привыкли храбро мечом махать, да всякого куста боятся, — подумал о своих по-ромейски княжич. — Во всякой луже для них бог, во всяком тумане — темная сила… А меня крест хранит. Теперь всякому докажи, что не покойник. А ведь спроваживали не по моей воле — как хоронили. Родова… Чего ж хотят?»
— Верно, Брога, ты первым признал, — сказал он и положил руку на плечо воину; тот собрал силы и не дрогнул. — Вижу и свое, потаенное. Только ныне сразу сказать не могу… Но придет день — скажу. Тебе первому и скажу.
«И как сказать — еще не знаю. Разве скажешь сразу, как кир Адриан учил говорить? Так вот, как рожном ткнуть — нет никаких ваших богов, а только одна темная сила, дьяволом как блазно и насылаемая. И в туче громовой нет никакого бога, а та же сила тяжкая без души и разумения, и можно заговорить ее и даже устрашиться ее не великий грех, а только почитать эту силу, будто князя живого, да кланяться ей — если по истине, то так же зазорно, как кланяться безродному степняку или броднику[23]. Оттого-то, от поклонов этих и водятся колдуны по свету, от поклонов рабских набираются черной силы, которой живого нетрудно согнуть и ослепить, как мертвого.»
— Вот, княжич, теперь-то и глядишь ты на меня… будто слепой волхв, — тихим голосом выговорил воин.
— Польстил, Брога, — с усмешкой отозвался княжич. — Нынче же проверим по-твоему. Вспомни-ка, где-то тут у тебя ближайшая осина стоит.
И воин под рукою княжича как будто врос в землю разом на целую пядь. Колени у него ослабли.
— Помилуй, княжич! — еще тише выговорил он. — Так ведь только мертвеца заложного…
— Неволить не стану, если далеко ходить, — поспешил ответить сын туровского князя, и, теперь уже сам вздохнув с облегчением, безо всякого труда вытащил воина из земли. — А твой, который не заложный, а засапожный, верно, ближе осины. Достань.
Слобожане всегда хвалились своими высокими, почти до колен, остроносыми сапогами из мягкой кожи, подсмотренными у варягов. За голенищами своих сапог держали узкие и длинные ножики, обернутые берестой.
Воин достал свой и протянул черенком вперед.
— Сам проверишь, Брога, сам. — Не убирая правой руки с плеча воина, княжич левой отпустил тесьму на правом запястье и оттянул рукав до локтя. — Хорошо точил, Брога?
— Добро, княжич, — кивнул воин, глядя на его жилы и на знакомый, ныне уже еле заметный рубец. — Еще не портил. Знак вижу… иного не нужно.
— Режь Брога. Режь, как тогда. Режь ныне прямо по нашему знаку.
— Велишь, княжич?
— Велю, как своему молодшему.
Брога, быстро облизав лезвие с обеих сторон, скользнул им по старому рубцу и сразу перехватил нож в левую руку, чтобы правую подставить под разрез.