— Делать нечего, — признал он. — Княжить так княжить.
В тот же миг утонул он весь в чужих руках, и те бесчисленные руки принялись обирать с него обрезки сетей, а потом, — будто шелуху, саму одежду. Еще недолго княжич против своей воли вертелся в руках вятичей голым, как очищенное зерно. Но те тут же принялись вновь облекать его в одежды и препоясывать звоном своих бубенцов. Не успел Стимар опомниться, как уже появился из чужих рук на свет в княжеской одежде рода Переславичей и очутился в княжеском седле, еще теплом от чужой плоти.
Князь сам повел под уздцы своего жеребца, на котором теперь восседал Туров, и повел он его на полночь, в сторону своего града, мимо разоренного кремника коварных радимичей. А северец по дороге стал потихоньку привыкать к звону вятичских бубенцов.
Плодовитый и потому многочисленный род Переславичей уже не первый век носил везде, где можно повесить, те шарики-бубенцы в память о своем предке, которому старший брат по совету одного мудрого чужестранца отрезал по корень язык для того, чтобы род сделался древнее, чем был изначально.
Тот чужестранец, переступив межи, объявил Переславичам, что пришел в их земли из далекой страны Персиндии, из-за гор, не отличимых по синеве от неба с западной стороны и насквозь прозрачных с востока, по какой причине об них с той стороны часто разбивались птицы. Сам по себе инородец запомнился вятичам тем, что носил бороду длиною в руку, причем до локтя та борода казалась седою и редкой, от локтя до пальцев — черной и густой, а в конце, на длину ногтя, — светлой и пушистой, как первые волосы на голове младенца. Он и постригал свою бороду ножницами из павлиньих клювов одновременно с ногтями, утверждая, что таким образом отстригает от бороды постоянно растущее с годами младенческое невежество, а ведь оно, у каждого человека прорастая в разум, в конце концов дает последний, совсем не пригодный к пище урожай жизни, именуемый старостью.
Каждую неделю он сжигал свои ногти и волосы на костре из сандаловых дров, которые возил с собой по всему свету, после чего бросал горящие головни в чан с водою. Ватичи обступали чан и видели, что головни не гаснут, а продолжают тлеть на дне и мерцать яркими огоньками. Вода оставалась холодной и прозрачной, но с нее поднимался густой благовонный дым.
Показывая это чудо, чужестранец говорил, что мир был создан не богами, а демонами по образу тех небесных селений богов, на которые злые духи целую вечность смотрели с завистью, и накануне второй вечности не выдержали и взялись за дело. Но у демонов мир получился хуже, и им не удалось переманить к себе людей, продолжавших пировать наверху с богами. Тогда демоны осмелели еще больше и стали выкрадывать людей с неба, унося их вниз той силой, которая заставляет все оброненные вещи падать на землю. Души людей опускались на дно так же, как горящие угли в чан с водою, но, в отличие от обыкновенных углей, души не гасли, а продолжали тлеть в темноте, а ленивые боги стали довольствоваться только благоуханным дымом. Им и дела не стало до человеческих бед и страданий.