– Онечка!
Я замерла – неужели?! Да, это был он, рыцарь моего сердца: грязный, голодный, замерзший, со стертыми в кровь ногами. И не один, а с товарищем. После разгрома армии Юденича они пробирались в Крым, чтобы примкнуть к генералу Слащову. Мы приняли их как героев. Бабушка сразу ожила и не могла наглядеться на внука, монахини расспрашивали его товарища, а мы с Алешей только издали смотрели друг на друга и улыбались – но горькими были эти улыбки и печальными взгляды. За пять лет Алеша сильно возмужал, я тоже изменилась, и мы заново привыкали друг к другу. Сильно за полночь все, наконец, отправились спать. Я взяла Алешу за руку и привела в свою комнатушку. Мы обнялись.
– Это я! – сказал Алеша мне на ухо. – И я все тот же.
– И я все та же!
Да, это были мы. В эту ночь я стала его женой, пусть и невенчанной. Мы любили друг друга так нежно, так исступленно! Так обреченно. Алеша обещал непременно вывезти нас из России – или только меня, если Елена Петровна не доживет. И сам верил в свои обещания. Я кивала, поддакивала, но даже не надеялась. Мы не спали всю ночь, и только к утру Алеша заснул у меня на груди. Я обнимала его, слезы так и лились – я их не вытирала. Я старалась запомнить навсегда эти последние мгновения нашей близости: гладила его плечи, целовала волосы, вдыхала запах. Потом все-таки задремала. Очнулась я от скрипа двери – не знаю, который был час, но уже давно рассвело. В дверях стояла Елена Петровна и смотрела на нас. Я смело встретила ее взгляд, но княгиня ничего не сказала, только вздохнула, а потом… перекрестила нас с Алешей, благословив незаконный союз.
Следующим утром Алеша и его товарищ ушли.
Больше мы с ним не виделись никогда.
С этого времени я замолчала. Нет, какие-то необходимые слова я произносила, но разговаривать не могла, потому что с огромным трудом удерживала в себе крик: да что там, крик – вой! Мне хотелось рыдать в голос, кататься по земле, рвать на себе волосы, завывая, как плакальщицы на похоронах: «Да на кого ж ты меня покинул! Да зачем же ты меня оставил! Сокол ты мой ясный! Сердце мое! Жизнь моя…» Но это было немыслимо. Елена Петровна смотрела на меня с состраданием, но когда она подошла с утешениями, я только помотала головой:
– Ничего не говорите. Прошу вас. Не надо.
И она не стала, только печально спросила:
– Мы что, больше его не увидим?
– Да, – с трудом выдавила я и вышла.
Через неделю мы с Еленой Петровной уехали с Федотом Игнатьевичем в Москву. Его квартиру на Зубовском бульваре уже уплотнили, так что нам предстояло жить всем в одной комнате, хотя и большой. Но нам было все равно.