Ну что ж, золотая рыбка заглотнула крючок с червячком! С очень жирным червячком. Теперь оставалось только ждать. Приехал Андрик, но мы с ним старались не говорить про Усадьбу – нам и без того было что обсудить. Лыткин никак не проявлялся, но и Потапов не звонил. Наконец я решила, что завтра разыщу его сама – это был уже третий день напряженного ожидания. Но мне не пришлось этого делать: в половине второго ночи нас самих разбудил телефонный звонок. Я не сразу узнала голос Челинцева:
– Лена, у нас пожар!
– Что?!
– Горит Усадьба! – И он отключился.
Когда мы примчались к Усадьбе, оба деревянных флигеля уже сгорели дотла, а над главным корпусом провалилась крыша. Суетились пожарники, заливая огонь водой и пеной, клубился дым, ветер разносил пепел и какие-то горящие клочья, а надо всем этим Армагеддоном высоко в небе висела полная луна, разливая окрест серебристый свет, временами затмеваемый проплывающими облаками.
Я посмотрела на самодовольное лицо луны и вздохнула: ну что ж, это конец. Прощай, Усадьба! Глядя на клубы дыма, я прощалась с музеем, с городом – и с собой прежней. В огне пожара сгорало мое прошлое. Нет больше той Леночки, которая так наивно и безоглядно влюбилась в Евгения Леонидовича, а потом зачем-то жила с Лыткиным. И которая воображала себя хозяйкой Усадьбы. Простите меня, Елена Петровна – не уберегла я ваше наследство.
За оградой стояла толпа: несмотря на позднее время и отдаленность, здесь толклись все сотрудники Усадьбы – и еще полгорода. Многие плакали, а увидев меня, стали подходить с соболезнованиями. Я оглядывалась по сторонам, пытаясь найти Челинцева, но оказалось, что его недавно увезли на «Скорой» с сердечным приступом. Меня беспокоили наши охранники, но я тут же увидела, что одного допрашивает полиция, другой нервно курит в сторонке, а третий, самый старший из них, плачет, сидя прямо на земле. Слава богу, все живы!
А кот?! Где Гриша?! Но Гриша обнаружился на руках у одного из пожарных, грязный и перепуганный. У кота был совершенно человеческий взгляд – осмысленный и отчаянный! Он судорожно прижался ко мне, обнял лапами за шею и стал рассказывать о пережитом ужасе – по-своему, по-кошачьи, но все было понятно.
– Гришенька, бедный мальчик! – утешала я дрожащего кота. – Я знаю, знаю – тебе было так страшно… Все закончилось, все хорошо… все хорошо…
Тут ко мне подошли охранники, выглядевшие не лучше Гриши – трясущиеся, грязные и мокрые. Я отдала Гришу тому, кто все еще плакал, надеясь, что они смогут утешить друг друга. Мужики наперебой принялись рассказывать мне, как все произошло.