Я всей душой надеюсь. Осматриваю горизонт, ни на минуту не отрывая от него глаз, весь его обегаю взглядом. Море пустынно, но это не вызывает во мне тревоги. Еще до наступления завтрашнего дня мы увидим парус или землю.
Роберт Кертис, как и я, наблюдает море. Мисс Херби, Фолстен, даже боцман — все глядят на бескрайний водный простор, сосредоточив всю силу жизни в этом взгляде.
Тем временем спускается ночь, но я уверен, что какое-нибудь судно приближается к нам в этой глубокой тьме и что на заре оттуда заметят наши сигналы.
— Двадцать седьмое января. — Я не смыкаю глаз. Прислушиваюсь к малейшему шуму, к плеску воды, к рокоту волн. Вокруг плота теперь нет ни одной акулы. В этом я вижу счастливое предзнаменование.
Луна взошла в сорок шесть минут первого. Но при смутном свете ее нет возможности видеть морскую даль. Сколько раз мне казалось, что я различаю в нескольких кабельтовых контуры вожделенного паруса.
Наступает утро… Солнце встает над пустынным морем!
Страшная минута приближается. И я чувствую, что вчерашние надежды понемногу угасают во мне. Судно не показывается. И земли тоже нет. Медленно возвращается ко мне сознание действительности, и я вспоминаю! Сейчас свершится гнусная казнь!
Я не смею смотреть на жертву. Когда Летурнер останавливает на мне взгляд, выражающий покорность судьбе, я опускаю глаза.
Сердце у меня сжимается от непреодолимого ужаса, а голова так кружится, точно я пьян.
Уже шесть часов утра. Нет, я не верю в помощь провидения. Сердце бьется учащенно, пульс перевалил за сто, и весь я в холодном поту.
Боцман и Роберт Кертис стоят, опершись на мачту, и все еще наблюдают океан. На боцмана страшно смотреть. Чувствуется, что он ничего не предпримет раньше назначенного часа, но и опоздания не допустит. Я не могу угадать мыслей капитана. Его лицо мертвенно бледно, живут только глаза.
Матросы, шатаясь, бродят по плоту и уже пожирают свою добычу горящим взглядом.
Я не могу оставаться на месте и отправляюсь на передний конец плота.
Боцман все еще стоит, все еще смотрит.
— Пора! — восклицает он.
Я вздрагиваю.
Боцман, Даулас, Флейпол, Берке, Сандон идут на задний конец плота. Плотник судорожно сжимает топор.
Мисс Херби не может сдержать стона.
Вдруг Андре выпрямляется.
— Мой отец? — вскрикивает он сдавленным голосом.
— Жребий пал на меня… — отвечает Летурнер.
Андре бросается к отцу и обвивает его руками.
— Ни за что! — кричит он, и крик этот похож на рычание. — Уж лучше убейте меня! Да, убейте меня! Это я бросил в море труп Хоббарта! Это меня, меня надо зарезать!
Несчастный! Эти слова еще подливают масла в огонь. Даулас, подойдя к юноше, отрывает его от Летурнера.