– Пан подстароста, – спросил Стефан у Чаплинского, – а куда это пропал ваш помощник? Дня три его не вижу.
– Скоро должен вернуться. Я оправил его с одним верным человечком прямо на Сечь. Пусть на месте посмотрят на этого бандита Хмельницкого, а заодно послушают, о чем там эти казарлюги шепчутся, – Чаплинский отвечал уверенно, как будто равный равному, и только в самом конце наклонил голову в знак уважения перед младшим Потоцким.
Мисловский вернулся ближе к вечеру, один, без своего напарника, которого захватил казацкий дозор. Отрываясь от преследователей, он стал уходить не в степь, как это сделал несчастный, а, наоборот, устремился туда, где никто и не подумает его разыскивать, – к самому центру Запорожской Сечи.
Следуя только одному ему известной логике, «часовщик» даже подошел к толпе зевак, окруживших Ивана Богуна и дававших советы казацкому старшине, как быстрее развязать язык лазутчику.
– Соли ему на кровянку треба посыпать – враз стрепенется, – со знанием дела буркнул кряжистый с виду казак.
– Да что твоя соль! Ему сала за шкуру надо залить, – орал рядом невысокого росточка казак, словно занимался этим каждый божий день.
– А давайте от него сабелькой кусочки отщипывать, – предложил еще какой-то знаток этого ремесла.
Мисловский не особо прислушивался к голосам советчиков, да и дальнейшая судьба лазутчика, который до недавнего времени был его помощником, «часовщика» больше не интересовала. Все его внимание было сосредоточено на мужчине, перед которым расступились казаки. Мисловский сразу понял, что рядом с ним стоит Хмельницкий. Рука сама собой потянулась за пазуху, где был спрятан нож. Одно движение – и его миссия будет выполнена. А там будь что будет…
Грозное рычание остановило его и заставило оглянуться. Он увидел грозного вида пса, порода которого была ему хорошо известна. Алабай принюхивался к толпе казаков, среди которых был и Мисловский. Сюда же спешил и тот, ради кого «часовщик» вызвался идти в разведку. Добродумов в рясе паломника и в сопровождении еще одного пса быстрым шагом пересекал площадь. Мисловский живо представил себе, что сделают с ним эти два пса, если он вытащит нож. Отступив в толпу на шаг, потом на два, он незаметно покинул площадь. На удаляющуюся фигуру казака никто не обратил внимания. Только два алабая долго втягивали ноздрями воздух, как будто находились на охоте и чувствовали запах хищника.
* * *
Добродумов уже несколько дней не мог встретиться с Богданом. Вернувшись из Чигирина, он увидел перед собой совершенно другого человека. Взгляд Хмельницкого стал цепким, движения – быстрыми, речь – отрывистой и более четкой. Он не говорил – он отдавал приказы. Просыпаясь с рассветом, гетман не жалел ни себя, ни своих подчиненных: проводил совещания с казацкими старшинами, встречался с торговцами, сам проверял качество пороха, руководил пристрелкой гармат, выслушивал доклады казаков-пластунов о передвижениях польских отрядов.