Этот наполненный теплыми эмоциями «немецкий» период я часто вспоминаю, когда чувствую, что не на что опереться: почва уходит из-под ног.
Утро. Осенний рассвет. Мы просыпаемся вместе. Наконец-то мы можем сдвинуть вместе две больничные кровати и спать рядом. Мы просыпаемся не потому, что в госпитале обход, а потому, что в палату несут завтрак: круассаны и кофе.
Совсем скоро, сразу после обхода, нам принесут Платона, он живет в отеле неподалеку от больницы с бабушкой, а я ночую с Жанной. Помогаю ей усесться на кровати. Усаживаю рядом сына. Сама Жанна слишком слаба, чтобы держать сына на руках. Но Платон не грустит. Он, обливаясь слюнками, ползает по маме, безошибочно реагируя на запах самого дорогого в жизни человека. И Жанна счастливо улыбается.
Надо отметить, в клинике, где мы лечились, нет привычной россиянам больничной фобии перед грязью, инфекциями, особенными детскими болезнями, что делает невозможным посещение маленькими детьми своих больных родителей. В Гамбурге Платон мог находиться с мамой столько, сколько у нее было сил. Увы, сил у моей любимой немного: хватает минут на двадцать. Ходить Жанна не может, только сидеть. А это значит, после встречи с Платоном, короткий сон-передышка, физиотерапевт, передышка, процедуры, обед, снова сон, а после – инвалидная коляска и прогулка в соседнем парке, а потом – в кафе за стаканом ее любимого кофе латте и назад, в палату. Передышка.
Немецкий больничный день расписан процедурами, как информационное табло на центральном вокзале: то одно, то другое. Ни времени оглянуться, ни испугаться. Но иногда и в этой слаженной, бесперебойной системе наступали «минуты тишины». Я задерживал взгляд на своей любимой, по-прежнему самой красивой и самой желанной для меня женщине и понимал, как она изменилась.
С началом лечения волос на подушке становилось все больше. И Жанна, долго не раздумывая, решилась на перемены. Я выпросил в парикмахерской в здании госпиталя машинку, ножницы и сам сделал ей стрижку. Мы разыграли из этого целый спектакль. Я изображал манерного стилиста, а Жанна – капризную модель: ржали как ненормальные, и получилось совсем неплохо. «У тебя есть шанс стать моим личным мастером, – пошутила Жанна. – Если, конечно, когда-нибудь у меня опять вырастут волосы». Кстати, волосы у нее так и не выпали до конца. С этой почти военной стрижкой, по определению Жанны, «как у солдата Джейн», она так и прошла все химии.
Отмечу отдельно, что болезнь не смогла изменить главного в Жанне – ее внутренний свет и притягательность для других людей. Не предпринимая ничего особенного, она все равно оказывалась в центре внимания. Это были не зрители в зале, а медицинский персонал, врачи и медсестры. Даже обычные служащие, помогавшие толкать кровать пациентки на процедуры, относились к ней с особенным теплом и заботой. Болезнь не смогла лишить Жанну ее обаяния.