Тем не менее общее состояние Жанны ухудшалось. И вместе с этим сужался круг доступных ей развлечений, приходилось выдумывать всё новые и новые. Резко упало зрение – значит, на смену фильмам – аудиокниги. Теряется концентрация – прощайте аудиокниги, здравствуйте прогулки на воздухе, пусть и в коляске. Быстро наваливается усталость… В конце концов из доступных осталось только одно, самое простое и искренне любимое – еда!
Я нашел поблизости уютный и удивительно вкусный итальянский ресторан с незамысловатым названием Mario. Хозяин нас быстро запомнил, и мы частенько заглядывали к нему на ужин: Жанна в коляске, укрытая пледом, я позади, а из соседней гостиницы, разумеется, Платон. И каждый подобный вечер с пиццей или пастой был как будто наш Новый год. Мы болтали, смеялись и уплетали за обе щеки. И… были счастливы! До сих пор не могу понять, почему врачи не говорят об этом своим пациентам? Наполняйте каждую минуту существования любовью и теплом, словно она последняя. Наш Гамбург – это память на всю жизнь.
Постепенно судорога, сковавшая мою волю после известия о болезни Жанны, ослабевала. Я уже мог говорить о ее состоянии не только с ней самой, врачами и родителями. Мало-помалу в курс дела входили и ближайшие ее подруги. Смелые, честные и верные. Признаюсь, их отношение меня потрясло! В них не было ни капли женской ревности, соперничества. Жаннино отношение к ним было чистым и искренним. И, как я увижу, это было взаимно.
Первой, кто оставил все дела и не раздумывая прилетел к ней в Германию, чтобы не просто навестить, но быть рядом и остаться до последнего дня, стала Ксения.
Она ухаживала за Жанной, словно не замечая никакой разницы между Жанной до болезни и той Жанной, какой ее сделал рак. Каждое движение, каждое слово Ксении было пропитано нежностью и любовью. Без слез, обмороков и причитаний. Для меня это было наилучшим проявлением того, как можно ухаживать за тяжелобольным человеком, не душа его заботой. Ведь пациент, я знаю наверняка, чрезвычайно чувствителен к снисхождению, любого рода демонстрации его неполноценности, даже к проявлению жалости. Ксении с видимой легкостью удавалось обходить острые углы. Она и ее присутствие озаряло Жаннины дни в гамбургской клинике ровным и теплым светом верной дружбы и любви.
Еще, втайне от врачей и часто от меня, Ксюша баловала Жанну конфетами – тогда мы еще ничего не знали о противораковой диете. Жанна просто обожала кофейные батончики, знакомые нам всем еще с детства. И в маленьком прикроватном шкафу всегда хранился основательный запас. Врачи сердились. А вместе с ними и я. С другой стороны, ну что такого? Если каждая конфета была для нее улыбкой, то, черт с ними, пусть будут и конфеты.