Я уложил ее в огромную кровать с высокими подушками, откуда ей прекрасно видны и город, и звезды над ним, и снежинки, замершие между небом и землей. «Боже, как хорошо», – прошептала она, впервые за долгое время утонув в накрахмаленных простынях любимого отеля, и уснула таким же легким и сладким сном, как когда-то прежде. Я лег рядом и незаметно для себя тоже провалился в сон. А телефон со всеми таящимися в нем кошмарами и угрозами нашему будущему спокойствию так и остался невключенным. До утра.
Я проснулся, когда на часах не было и пяти утра. Вечно бурлящий, негаснущий Манхэттен притих. Снегопад продолжался. Снежинки кружились в хаотичном танце, то замирая, то неожиданно взмывая вверх с порывами ветра, то стремительно пикируя вниз. Какими разными были каждая из них здесь, на высоте моего окна, и каким одинаковым мокрым пятном становились на пальто раннего прохожего, на грязном асфальте или на горячей решетке знаменитой нью-йоркской вентиляции. Подобно людям: таким смелым, веселым, отчаянным, заносчивым или спесивым в здравии. И таким растерянным, беспомощным, уязвимым в болезни.
Рак, как я сейчас понимаю, – это записка о недолговечности твоего времени. О конечности жизни. О необходимости уходить. Только получив ее, действительно понимаешь, что смертен. В этот момент все остальные мысли, обиды, причуды и чаяния отходят на второй план. Только время, Вечность и ты. И силы, которые так нужны, чтобы пройти выпавшие испытания с высоко поднятой головой. И попробовать победить.
Я часто слышу, как люди желают себе быстрой, мгновенной смерти, полагая ее благом. Однако в ту ночь на Манхэттене я только и мечтал о том, чтобы это мгновение – моя жена впервые за долгое время спокойно спит – длилось вечно.
К семи утра я должен доставить «стекла» (анализы Жанны, клетки с образцами ее опухоли) и переведенные на английский язык выписки в клинику, чтобы врач мог назначить первый прием.
Я оставил ее спать, а сам зашагал по свежему нетоптаному снегу в Sloan Kettering Cancer Center. На обратном пути купил кофе. Вошел в номер. И… включил телефон. Вначале аппарат завис, как будто отказывался верить в то, что такое количество звонков и СМС действительно может быть отправлено всего за сутки.
Большинство сообщений пришло с незнакомых номеров от незнакомых людей: «…скажи, что это неправда…», «…я не верю своим глазам…», «…как это возможно…».
«Кто кого должен успокаивать? – бормотал я себе под нос, перелистывая сообщения. – Почему вы думаете, что у нас есть силы что-то объяснять?» Среди звонивших было и много журналистов, просивших «дать интервью», «разъяснить ситуацию», «успокоить телезрителей». «Мы готовы предоставить вознаграждение», «мы рассчитываем на эксклюзив». Кажется, в каждом из этих людей профессиональное окончательно вытеснило человеческое.