Философская драма (Герман) - страница 60

Избрала ты. Марина! Ты не знаешь,
Как больно тем ты сердце мне язвИшь…
Как!.. Ежели… О, страшное сомненье!..
Скажи: когда б не царское рожденье
Назначила слепая мне судьба, —
Когда б я был не Иоаннов сын,
Не сей, давно забытый миром, отрок, —
Тогда б… тогда б любила ль ты меня?

МАРИНА(помолчав):

Димитрий ты и быть иным не можешь.
Другого мне любить нельзя.

СВЕТЛОВИДОВ:

Нет! ПОлно:
Я не хочу делиться с мертвецом
Любовницей, ему принадлежащей.
Нет, полно мне притворствовать! Скажу
Всю истину. Так знай же: твой Димитрий
Давно погиб, зарыт – и не воскреснет.
А хочешь ли ты знать, кто я таков?
Изволь, скажу: я – бедный черноризец;
Монашеской неволею скучая
Под клобуком, свой замысел отважный
Обдумал я, готовил миру чудо —
И – наконец – из келии бежал
К укрАинцам, в их буйные курЕни,
Владеть конём и саблей научился…
Явился к вам, Димитрием назвался
И – полякОв безмозглых обманул.

Пауза.

Что скажешь ты, надменная Марина?
Довольна ль ты признанием моим?
Что ж ты молчишь?

МАРИНА:

О, стыд! О, горе мне!..

Пауза.


СВЕТЛОВИДОВ(тихо):

Куда завлёк меня порыв досады!..
С таким трудом устроенное счастье
Я, может быть, навеки погубил.
Что сделал я, безумец!

Вслух.

Вижу, вижу:
Стыдишься ты некнЯжеской любви…
Так вымолви ж мне роковое слово!
В твоих руках теперь моя судьба,
Реши, я жду…

Опускается на колени.


МАРИНА:

Встань, бедный самозванец.
Не мнишь ли ты коленопреклоненьем,
Как девочки доверчивой и слабой,
Тщеславное мне сердце умилить?
Ошибся, друг. У ног своих видала
Я рыцарей и графов благородных.
Но их мольбы я хладно отвергала
Не для того, чтоб беглого монаха…

Закрывает лицо руками.


СВЕТЛОВИДОВ(встает):

Не презирай младого самозванца.
В нём доблести таятся, может быть,
Достойные московского престола,
Достойные руки твоей бесценной…

МАРИНА:

Достойные позорной петли, дерзкий!

СВЕТЛОВИДОВ:

Виновен я. Гордыней обуЯнный,
Обманывал я Бога и царей,
Я миру лгал… Но – не тебе, Марина,
Меня казнить: я прав перед тобою.
Нет, я не мог обманывать тебя.
Ты мне была единственной святыней,
Пред ней же я притворствовать не смел.
Любовь, любовь ревнивая, слепая,
Одна любовь принудила меня
Всё высказать.

МАРИНА:

Чем хвалится, безумец!
Кто требовал признанья твоего?
Уж если ты, бродяга безымянный,
Мог ослепить чудесно два народа,
Так должен уж, по крайней мере, ты
Достоин быть успеха своего
И свой обман отважный обеспечить
Упорною, глубокой, вечной тайной.
Могу ль, скажи, предаться я тебе?
Могу ль, забыв свой род и стыд девичий,
Соединить судьбу мою с твоею,
Когда ты сам с такою простотою,
Так ветрено позор свой обличаешь?..
Он из любви со мною проболтался?!
Дивлюся: как перед моим отцом