Сквозь их пелену я взглянул перед собой, на снующих, перегруженных заботами, безразличных к чужим проблемам людей. Они спешили по своим делам, в вечную кабалу деятельности, без которой протянешь ножки от голода. Посмотрел на бесконечный поток машин, оскудевавший только к ночи. Внутри них словно сидели не люди, а механизмы, ставшие частью машины, частью бездушного, ни к чему не чувствительного железа. Глянул на городской парк, окружённый металлической изгородью для того, чтобы то живое и здоровое, что было в свободно разросшихся деревьях, не посягало на машинную гармонию, не будило в человеке нежелательных чувств.
Там вовсю наводили порядок, беспощадно вырубая якобы сорную поросль, подрезали ветки, местами вовсе корчевали, чтобы расчистить площадь для развлекательных капищ. Вместо полноценных деревьев будут одни обрезанные, убогие калеки с культями вместо веток, жалкое подобие былой, ничем не сдерживаемой, буйной жизни, тянувшейся к солнцу. Жизни, которая сама, в естественной мудрости решала, кому жить, а кому умирать. Руки бы вам отрубить, как вы рубите на деревьях ветки, подумал я. Эти мысли снова вернули меня к пальцу, лежавшему в морозилке, рядом с замороженными кусками свиного мяса. Вот и моему сыну начали рубить руки, как я в сердцах желал чужим людям. Пока не руки, конечно, а пальцы, но долго ли… И я подумал, что уж лучше, если на то пошло, кому-то другому руки, чем моему сыну пальцы, что ещё остается, и черт с ними со всеми…
Чувство острого неприятия сидевшего со мной рядом Сереги, злость на то, что он так бесцеремонно участвовал в моем кровном деле, вдруг охватила меня. Это же мое, личное, а он, хоть и рвется в помощники, но делает это как-то не так. Ничего хорошего не получится, если чужие руки будут касаться моего, сокровенного.
— Ну, чего стоим? Поехали, нам еще печатать — зло рявкнул Серега, словно прочитав мои мысли. Я почувствовал себя так, словно меня застали за чем-то постыдным, как-будто на лбу моем читалась каждая мелкая, потаенная мыслишка, чего никому знать не полагалось. Но тут же я встрепенулся, стремясь доказать, что на самом деле я не такой, каким меня застали врасплох, и взялся за руль. Еще большая злоба и подозрения на всех и вся, на Серегу в том числе, охватили меня.
Так быстро, как мне хотелось, выполнить работу нам не удалось — в офисе оказалось мало краски. Я точно помнил, что недавно ее покупал, а расходовали мало, и не мог понять, куда она подевалась.
— Где краска? — мрачно спросил я Валеру, не надеясь уже ни на что.
— В шкафу, возле принтера, как всегда.