Наконец, мы остановились на подлесье и съехали с дороги, выключив фары. Выудив из багажника лопаты, которые Серега взял напрокат у соседей, «помешанных огородников», стараясь не шуметь, мы окунулись в царствовавшую над упокоенным местом ночь, посеребрённую светом полной луны.
— Где она… а, черт… — Серега споткнулся о кочку и чуть не упал, опьянение понемногу разбирало его. — Где-то скраю могилка была, недалеко где-то…
— Ерунду ты затеял, — отозвался я. — Зароем не ту яму, что надо — они ж все одинаковые!
— Фонарик есть.
— Ну и что? Да днем бы не нашли.
— Ни черта ты не понимаешь! Сколько твержу — не доходит. Все, что ни делается — к лучшему, все ведет нас к цели, и так сразу не просчитаешь… Как сама судьба повернет, так и надо жить! Вечно рассуждаешь, прикидываешь, хочешь разложить по полочкам, все будущее чтобы знать — хрен там! Импровизация, игра — вот настоящая жизнь!
— Пока я не вижу, чтобы эта игра привела к чему-то путному. Одни проблемы только! Что — все ямы подряд зарывать будем?
— Подожди, найдем. Там рядом памятник был из черного гранита, на нем портрет мужика в форме, то ли военного, то ли еще чего… Духи земли, как Иван говорил, подскажут, — он тихонько хихикнул.
— Да, как раз духи земли… Тут духов хватает, да не тех.
— Не боись, они все дохлые. Черта с два что подымется уже из земли, кроме ядовитых испарений. Ты что, веришь в жизнь после смерти? Это так же глупо, как и верить, что можно стать чемпионом мира в восемьдесят лет. Даже ещё глупее. Можно ведь допустить, что на восьмом десятке… Живут же по сто двадцать и больше, и верхом ездят, и детей плодят… А подняться из ямы, когда опухоль разъела тебе легкие, или мозг, когда ты довел себя до полного… Даже если существует душа — она уже не здесь. Какое ей дело до нас? Все, закончен бал, погасли свечи, прекратились ее трепыхания, и она рада — радешенька вырваться из вонючих объятий тела.
Он бубнил еще что-то в этом роде, пересыпая философствования непечатными словами. Я молчал. Слова бесшабашного товарища долетали до меня словно сквозь толстый слой ваты, и я не задумывался об их смысле. Странное смирение снизошло на меня, как будто я внял уговорам Сереги покориться судьбе, сыграть, какими бы высокими ни были ставки. Натыкаясь на кочки и проваливаясь в рытвины, мы приближались к пугающим фигурам памятников и крестов, неясные образы которых едва были различимы во мраке. Полная луна, наглядевшись на простиравшийся пред нею мир, спряталась за легкую завесу облачной дымки, и тьма сгустилась. Позади, в лесочке, глухо, как бы нехотя, ухнула сова, и все затихло.