— В «Медовом лотосе» сейчас нет директора, — лениво процедил сёгун. — Надеюсь, ты справишься с руководством пятью десятком девочек и женщин.
Акио проглотил оскорбление молча.
— Не делай такое лицо, это временная мера, — все так же лениво продолжал сёгун. — Слишком многие недовольны твоим позорным бегством. Если я просто верну тебя ко двору, многие решат, что слово сёгуна ничего не значит.
— Как долго? — спросил Акио.
— Не знаю. Я вызову тебя, когда потребуешься, а пока ступай.
Акио поклонился и вышел. В груди зрела холодная злая ненависть.
— Он пытался избавиться от тебя, потому что боится. — Отец зашелся кашлем и приник к стеклянной колбе, вдыхая курящийся внутри целебный дым. — Даже войском готов был пожертвовать, лишь бы ты не вернулся.
— Знаю.
— Ты моложе его на двенадцать лет, силен, тебя любит народ и уважают самураи. И ты сын даймё северной провинции. А у сёгуна до сих пор нет законного наследника.
— Знаю.
О том, что главнокомандующего хорошо бы сменить, отец говорил последние пятнадцать лет. Со дня переворота, когда заговорщики ворвались во дворец и вырезали императорскую семью вместе с домочадцами и слугами. Говорил не впрямую. Намеками, обиняками. Но честолюбивые планы даймё не были секретом ни для его родных, ни для сёгуна.
— Поезжай. Еще не время. Я сделаю все, чтобы тебя официально простили. Если получится, то уже на ханами.[Праздник любования цветами (япон.).] — Голос отца дребезжал перетянутой струной. Вновь ставшие черными, как у простолюдина, глаза говорили, что даймё недолго осталось. Маг редко переживает свою магию больше чем на год-два.
Потом, слушая главу гильдии — изысканную и надменную женщину без возраста, — Акио решил: что ж, пусть будет как будет. Так даже лучше.
Он просидит, сколько потребуется, в провинции, командуя полусотней женщин вместо стотысячной армии. Не сопьется, не сойдет с ума от скуки, не забросит тренировки. Нет, он использует это время, чтобы отточить свои умения и разум, как самурай точит перед битвой катану. А для расслабления выберет себе девицу из майко. Посмазливее да посочнее. И она скрасит ему ожидание в глуши, пока в столице отец и сёгун играют в свои политические игры.
Акио заметил ее сразу, лишь стоило фэнхуну снизиться. Она стояла — в одной коротенькой полотняной рубашке, почти не скрывавшей соблазнительных очертаний девичьего тела. Шелковое полотно волос черней воронова крыла плескалось по ветру, лицо было задумчивым, а взгляд ясным и спокойным.
Тогда, захлестнутый волнами всеобщего восхищения, Акио даже не понял, что она — единственная из майко — не разделяет восторга подруг. Просто пожелал завладеть ею. Попробовать на вкус алые губы, намотать на руку волосы, порвать рубашку, чтобы увидеть скрытую за ней девичью наготу.