— Смени облик, — приказал я, чувствуя, как желание лишает способности думать. Она слишком красива, темнота в женском обличии.
— Разве я не нравлюсь тебе такой? — ее голос ласкает слух и успокаивает. — Разве я не красива? Посмотри на меня…
Черные волосы спадают в истлевшее убранство гроба блестящей волной. Губы наливаются цветом, а грудь бесстыдно дразнит розовыми сосками. Я почти забываю, зачем пришел сюда, я забываю даже о том, кто я, я не слышу проклятий наставника, давно утратившего человеческий облик, я думаю лишь о жестком и продолжительном тра…
Ловушка, что я бросил, когда вошел, взорвалась как раз вовремя. Гнилой запах коровьей требухи, что я прикупил у мясника, отвлек от сладкого запаха разложения, исходящего от Лантаареи. А мелкие осколки довольно чувствительно впились мне в шею и спину, возвращая в реальность.
— Смени облик! Приказываю! — я вскинул руки, повелевая ей. И со смехом Лантаарея подчинилась. Я вздохнул с облегчением, когда на желтых кружевах гроба оказалась толстая книга в черной обложке. На миг она натянулась, являя оскалившееся женское лицо, но тут же вновь разгладилась. Я выдохнул. Самое сложное позади.
Правда, вновь заголосил Кархан.
— Ты обидел ее! Обидел мою красавицу! Ничтожная тварь! Поганый вор! Сдохни!
— Да что ж за день такой, — пробормотал я, расставляя камни для ритуала. — Все мне сдохнуть желают.
— Урод! Поганец! Кусок вонючего…
— Но-но, угомонись, — я швырнул в нежить фаер. Кархан заверещал, катаясь по полу, чтобы погасить тлеющую плоть.
— Ты слаб! Ты не имеешь права на Лантаарею!
— Она считает по-другому, — хмыкнул я, проверяя круг. Мне совсем не хотелось оказаться втянутым во тьму древних знаний.
— Ты плакал, как девчонка, когда я резал твоих собак! — Кархан погасил пламя и сменил подход. Теперь его голос приобрел знакомые презрительные нотки, а слова обрели унизительный смысл.
— Мне было семь лет, — я знал, что если ему не отвечать, он вновь перейдет на визг, который меня бесит.
— Ты слабак, Лекс… Всегда им был. Ты ничтожество… Ты ничего не умеешь… Ты никогда ничего не достигнешь… Духи говорят, а я слышу… Ты пьяница и урод, ты худший чернокнижник в истории, ты позоришь темных, ты жалок, жалок, жалок…
— Я знаю, учитель, — повернул голову, хмыкнул, заметив недоумение в алых глазах Кархана. Дурак. Я научился соглашаться со всеми его оскорблениями, когда мне еще не исполнилось и десяти. А он думает, что меня это задевает.
Широко улыбнулся и открыл черную обложку книги. Тьма вырвалась из-под нее черным облаком, обняла, застилая глаза. Тьма тянула меня к себе, соблазняла голосом Лантаареи. Но я вновь приказал повиноваться, и с шипением книга подчинилась. Желтые, исписанные рунами и буквами страницы, я листал торопливо. Книга тоже забирает часть силы и жизни, в этом проклятом мире за все приходится платить.