- В школе.
- Поставь надежных людей. Чтобы отдали нам винтовки. Сволочей, что будут удирать, много?
Драбница задумывается.
- Человек пять сдаваться не захотят.
- Надо, чтоб сами с ними справились. Наметь, чтоб возле каждого такого был свой. В случае чего - на мушку. Но язык излишне не развязывай. Дело провалишь. Скажешь только самым надежным. Понял?
Тихо, таинственно в сосняке. Немую тишину леса только изредка нарушает писк одинокой птицы, да кое-где упадет на землю перезрелая прошлогодняя шишка. День невеселый, хмурый - как осенью. Небо плотно обложено тучами. После теплыни снова надвинулись холода. Но весной всегда так. Апрель - месяц неустойчивый.
Пускают по кругу еще бутылку. Драбница заметно хмелеет - на худых щеках пробивается румянец, краснеет заостренный нос. Пытается что-то сказать, но не решается. Наконец, собравшись с духом, спрашивает:
- Дак, ежли мы добровольно сдадимся, примете нас в партизаны? Несознательность нашу простите? Я так понимаю...
- Я же тебе, Драбница, сказал. Бить немцев разрешим. Такие грехи, как ваши, надо кровью искупать. Для тебя теперь важно сдать нам полицию. Это твое первое боевое задание.
- Выполню, товарищ Вакуленка! Буду изо всех сил мстить проклятым фашистским захватчикам, которые топчут священную советскую землю...
Валюжич с Петровцом не выдерживают - хохочут. Вакуленка бросает на них косой взгляд, хмурится.
II
Отряд из тридцати всадников, среди которых Бондарь, Гринько и еще несколько командиров, возвращается с Оземли, из штаба Михновца. Разбиралось дело о гибели Лавриновича. Коми бегут легко. Люди молчат. Слышен только приглушенный стук копыт да еканье лошадиных селезенок. Ночь теплая, безветренная.
Окликнутые патрулями всадники с ходу проскочили соседнюю с Оземлей темную деревеньку, а дальше дорога пошла лесом. Тут еще зябко и сыро. Местами из низин выползает на дорогу густой туман.
Бондарь, покачиваясь в самодельном седле, едет рядом с Гринько. Настроение у него неважное. Как пойдут дела теперь, после гибели Лавриновича? Когда пришлют нового командира?
Расстановку сил Бондарь хорошо видит. Командиры, которые выросли из довоенного партийно-советского актива, из числа окруженцев, военнопленных, - все с надеждой ждали прибытия Лавриновича. Своим появлением он как бы оформил начатое ими дело.
Но противоречия остались. Возникшие в лесной, болотной глухомани отряды уже в прошлом году по роли и значению должны были уступить место отрядам новым, выросшим вблизи железных и шоссейных дорог, во главе которых в ряде случаев стоят люди военные - бывшие окруженцы, пленные. Партизаны сорок первого года недолюбливают этих командиров, считают их выскочками. Только Лавринович, который был вторым секретарем обкома, руководил сельским хозяйством, знал актив, мог примирить противоречия.