- Не разглядели, что не тем духом дышит, - отзывается Евтушик.
- Как ты разглядишь? Думаешь, Спаткай что-нибудь плохое в политике делал? Ну, может, только за воротник заливал. С Овчаром он давно снюхался. Сам знаешь, какая жизнь была. Кампания за кампанией. Выспаться было некогда. А выступал Спаткай правильно. Дисциплину умел держать. В районе его ценили. Молоко, мясо сельсовет выполнял.
Посвистывает ветер в редком ракитнике. Впереди, немного в стороне от того места, где чернеет деревенька Пажить, блеснуло несколько мигающих огоньков.
- Гляди, Панас, - Анкудович остановился. - Около Пажити кто-то будто закурил. Видишь, видишь - снова блеснуло.
Остановился и Евтушик. Стал настороженно вглядываться туда, куда показывал Анкудович. Действительно, в двух или трех местах вспыхнули и сразу погасли зеленоватые огоньки.
- Волки, - уверенно сказал Евтушик. - Расплодилось погани. Носятся стая за стаей. Я намедни из Лозовицы шел, так видел. Тогда они еще и выли.
Мужчины снимают с плеч винтовки. Идут, держа их в руках.
- Давай стрельнем, - предложил Евтушик.
- Не надо, шуму наделаем.
- Ветер в сторону, в Пилятичах не услышат.
- Так в Пажити услышат.
- А разве кто из наших в Пажити?
- Кто-нибудь ночует.
Через полчаса они добираются до Пажити. Волчья стая скрылась из виду. Маленькая, в одну улицу, деревенька спит, ни огонька в окнах, ни звука. Чернеют приземистые хатки, укрытые капорами снежных крыш. Ветер южный, и собаки, наверно, не чуют волков: ни одна не лает.
На болоте дорога была чистой, ровной, а тут возле заборов, изгородей лежат большие снежные сугробы. Некоторые хатки занесены до самых окон. Когда мужчины дошли до середины деревни, загорланили петухи. Один, потом второй.
- Самая полночь, - говорит Евтушик. - Может, зайдем к кому? Чего ночью тащиться? Еще правда нападет какая стая. Пересидим немного.
Анкудович в нерешительности останавливается.
- Разве к Маланье?
Евтушик хохочет:
- Не бойся, Трофимович, жене не скажу. А меня стыдиться нечего. Наверно же в каждом селе имеешь. Гляди, и не по одной.
- А, хватит язык чесать. Давай зайдем.
Они проходят еще немного и сворачивают в предпоследний двор. Ворот, плетня в этом дворе нет, хатка с хлевушком, тесно к ней прижавшимся, стоит как бы посреди голого поля.
Анкудович подступает к низенькому оконцу, стучит в раму. Ответа не слышно долго. Наконец в окне мелькает белая фигура.
- Кто там? - слышится из хаты.
- Открой, Маланья. Свои. Партизаны.
Лязгает задвижка, мужчины входят сначала в холодные сенцы, а затем в хату. Их обдает теплым, кисловатым воздухом.