Бондарь, став на колени, долго, пока действительно не начало ломить зубы, пьет.
После хозяина, сдвинув лоток, тычет морду в кадку конь, но сразу отводит, смешно оттопырив верхнюю губу, недовольно фыркает. Березовый сок ему не по вкусу.
На душе праздничное настроение. Его не нарушает даже полосато-пятнистый (как раз меняет шерсть) заяц, который выскочил из-под лошадиных ног и сломя голову стал выписывать петли на прошлогодней стерне. Весна, весна. В пронизанной солнцем небесной синеве звенит серебряный колокольчик: над серым голым полем поет жаворонок.
В мокром ольшанике перед Замошками на дорогу выскакивают двое дозорных, но, узнав начальника штаба, пропускают.
Замошки - деревенька из одной улицы, хат из семидесяти. Так же как Сосновица, стоит в лесу - поля на вырубках, на пригорках. Кое-где во дворах торчат колодезные журавли. Сохранилось даже некоторое колхозное имущество - длинный, под соломенной крышей овин, начатое строение - без стропил, дверей, но с прорезанными окошками - коровник или телятник.
Партизан, жителей на улице немного. Женщина в рваном полушубке везет на повозке, в которую запряжен молодой буланый конь, навоз. Двое партизан у забора держат за уздечку огромного трофейного битюга, третий, задрав коню заднюю ногу, срывает клещами подкову.
Из хат доносится то мерный стук, то однообразное унылое шуршание. Музыка знакомая. Там, откуда слышится стук, женщины ткут полотно, в остальных хатах мелют зерно на жерновах. Жернова, самодельные, крестьянские мельницы, теперь почти всюду.
Вакуленка в хорошем настроении, трезвый, побритый, расстегнув командирскую гимнастерку, сидит за столом, что-то пишет, макая ручкой в школьную невыливайку. Бондаря встретил иронически-приветливо:
- Начальство пожаловало. Рад видеть начальство.
В комнате кроме командира бригады чернявый начальник штаба Валюжич. Бондарь достает из-за пазухи пачку листовок, кладет на стол. Вакуленка берет листок, шевеля губами, читает, усмехается.
- Здорово. Будто специально для нас сделали. Хорошо, что про батьковичских начальников написали.
Валюжич копается в своих бумагах.
- Адам Рыгорович сам насочинял писем. Чаплицкого начальника полиции товарищем называет. Товарищ Драбница... А я против. Какой он товарищ? Мы два года с фашистами воюем, а он что? Верой и правдой немцам служит. Моего отца, брата кто загубил? Такие, как Драбница. А теперь мы с ними товарищи...
- Не дури, Петро, - вяло огрызнулся Вакуленка. - Политики не понимаешь. А как я напишу? Господин Драбница. Знаю я этого господина как облупленного. Голой задницей светил. Только что и сумел кучу детей наплодить. Просто недотепа. Дали немцы два пуда муки - подкупили.