Пляж внизу был узкий. Длинной полукруглой косой он огибал кряж берега и выходил на широкую песчаную отмель, над которой обрыв круто снижался, переходя в пологий склон. Неподалеку от этой отмели, за другим каменистым кряжем, в берег вдавался залив, и была пристань.
— Смотри, корабль! — Андромаха указала на далекий квадрат паруса. — Еще немного, и он войдет в залив и причалит. Кто к нам плывет, как ты думаешь?
— Купцы, — отозвался юноша, развязывая и скидывая сандалии и сбрасывая с плеч плащ. — Они пользуются тем, что осень нынче не очень штормовая и рискуют, плавают туда-сюда, чтобы успеть наторговать побольше до начала зимы. Хотя парус наш, не финикийский и не ливийский, а среди ахейцев купцов немного. Чем им у нас торговать? Шерсти, вина, масла у нас и у самих хватает, амфоры и чаши здесь делают не хуже, чем в Афинах, а дорогие побрякушки, серебро либо изысканные ткани не очень и сбудешь — народ Эпира не так богат, и знати у нас мало. Скорее всего, просто хотят взять запасы воды и продовольствия и поплывут дальше, на север.
— А куда? — Андромаха расстегнула и сняла пояс и запуталась в складках пеплоса, развязывая ремешки сандалий. — Что там, на севере?
— Тоже земли Ойкумены. Я их плохо знаю. Спроси Феникса. Но уже в соседней с нами Иллирии можно, говорят, выгодно обменять бронзовые изделия на плотные шерстяные ткани и хорошей работы чаши и кубки, которые дороже пойдут на юге. В этом я смыслю мало — я же не купчишка какой-нибудь…
Неоптолем снял свой хитон и уселся на покрытый зелеными волокнами водорослей камень, вокруг которого шелестели и пенились кружева пены. Прибой был слаб, но брызги все равно взлетали довольно высоко, попадая в лицо юноше, который наслаждался их прохладой одновременно с горячей лаской солнечных лучей. Его тело, еще недавно истощенное болезнью, но теперь вновь сильное и упругое, было покрыто ровным золотистым загаром, на котором ярко розовели еще не потускневшие шрамы едва заживших ран.
Он искоса посмотрел на Андромаху и увидел, что она, сняв свой пеплос, стоит босая, в короткой золотистой тунике, отбросив на спину длинную бронзовую косу.
— Раздевайся, я не смотрю, — проговорил он, вновь проклиная себя за эту, теперь уже просто идиотскую слабость.
— Не смотришь? Это почему же?
И она что есть силы топнула ногой по набежавшей волне так, что юношу обдало целым водопадом брызг.
— Вот тебе! — И тут же со всего размаху толкнула его в плечо так, что он от неожиданности потерял равновесие и плюхнулся в воду.
Неоптолем вскрикнул, вскочил, вдруг поняв, что она с ним играет, и не зная, злиться ли на нее или смеяться. Андромаха же, хохоча, кинулась бежать, легко ступая босыми ногами по вылизанной морем гальке, рассыпая вокруг себя брызги. Ее волосы распались, развеваясь легким плащом, касаясь смуглых сверкающих бедер, и казалось, что она вся соткалась из острых лучей солнца и огненных капель воды.