Троя. Герои Троянской войны (Измайлова) - страница 73

Когда парус скрылся, она тихо подняла руки и закрыла лицо ладонями.

— Мама! — долетел до нее звенящий голос сына. — Не плачь, мама, он обязательно приплывет!

Андромаха обернулась. Ее глаза были сухими.

— Идем, Астианакс, — проговорила она, обнимая сына за плечи. — Ты еще не завтракал, а скоро Пандион позовет тебя упражняться. Феникс, прикажи, чтобы к вечеру во дворце собрались городские поставщики скота. Зима надвигается, и как бы городу не остаться без колбас и окороков…

И, взяв сына за руку, царица ровным шагом направилась к лестнице.

Тусклое серое пятно, еле заметно проступавшее на кромке верхней плиты, растворилось в черноте, исчезло — значит, снова наступила ночь. Никаких иных признаков смены дня и ночи в каменном саркофаге уловить было нельзя. Ночь наступала во второй раз, и за без малого двое суток ни один звук не проник сквозь камень. Спертый, тяжелый воздух был неподвижен. Какие-то щели здесь, конечно, существовали, не то узник не различал бы слабого отблеска света, который появлялся днем на верхней плите, да и дышать давно стало бы нечем. Правда, каждый вздох и так наполнял грудь болью, но смерть от удушья не наступала, значит, приток воздуха все же имелся…

Гектор закрыл глаза, вновь пытаясь вызвать сон, чтобы хоть как-то ускорить течение времени. Но жестокая боль в онемевших плечах, спине и ногах не давала расслабиться и погасить измученное сознание.

Каменная темница, в которой он находился, была трех локтей в длину, трех в ширину и четырех в высоту. Ни лечь, ни даже сидя вытянуть ноги, ни раскинуть руки, ни встать в ней было невозможно. Со всех сторон — ровные, тяжелые плиты, которые при самом отчаянном усилии нельзя было не то что поколебать, но даже заставить дрогнуть.

Узник вспомнил мучительное заточение под обломками зала титанов. Тогда, конечно, было страшнее, больнее, хуже. Но он ждал Ахилла, он знал, что тот придет и поможет. Сюда не придет никто.

Гектор попытался согнуть и без того полусогнутые ноги, чтобы хоть чуть-чуть разогнать кровь. Глухо заскрипели железные цепи. Тяжелые кольца на щиколотках соединялись несколькими громадными звеньями. Цепь была короткой, рассчитанной на то, чтобы шаг скованного был чуть длиннее его стопы. Такой же длины цепь сковывала руки узника, и эти две цепи соединяла между собой третья, быть может, на пару звеньев длиннее, так что руки, ни при ходьбе, ни даже сидя, нельзя было поднять выше уровня груди. Это не только добавляло узнику физических мучений, но и делало его положение еще более унизительным.