— Кто ты, маленький, кто ты такой?! — почти с испугом прошептал герой. — Что это значит?
— Гектор!
Он мгновенно обернулся и ахнул. В дверях, по другую сторону комнаты, стояла женщина в светлом египетском платье. Ее волосы, черные и густые, были заплетены в косу, переплетенную блестящим шнуром и сбегавшую по груди ниже талии. На обнаженных руках блестели узкие серебряные браслеты.
— Здравствуй, Гектор! — воскликнула женщина и бросилась к нему, раскрыв объятия.
Он вскрикнул, от радости едва не теряя рассудок:
— Пентесилея! Сестра!
Они обнялись. Это были их первые объятия после того, как царица амазонок узнала, что ее возлюбленный, знаменитый троянский царевич, ее обманул… Потом она полюбила Ахилла, потом помогла ему спасти Гектора из-под развалин Зала титанов, потом они все вместе пережили столько невзгод, побед, потрясений, что все прежнее как будто стерлось, стало не таким важным. Пентесилея примирилась с Гектором, его вина и ее ненависть ушли куда-то в прошлое… Но ни разу до сих пор между ними не возникало такого порыва, им не хотелось обняться, как брату и сестре, будто что-то еще было не прощено, что-то не досказано. И вот теперь и она, и он не испытали ничего, кроме невероятной радости, то была радость двух родных друг другу людей, потерявших почти все на свете и в момент встречи вдруг понявших, что если они живы и встретились, то встретят, вероятно, и других своих любимых. Во всяком случае, их борьба в одиночку закончилась, теперь они могли бороться сообща.
— Гектор, Гектор, как же я тебе рада!
Ее могучие объятия причинили ему боль — вновь отозвалась рана в груди, аккуратно заклеенная пластырем. Но он даже не поморщился, в свою очередь, обнимая жену брата с такой силой, что у той хрустнули плечи.
— Ого! А ты не слишком ослабел, просидев двое суток в подземной темнице фараона!
— Куда там! Только-только опомнился… А ты… ты, выходит, знаешь, что со мною было? И ты не случайно здесь?
— Я все знаю, и здесь я очень даже не случайно, — она засмеялась от радости и отстранилась, снизу вверх всматриваясь в его осунувшееся лицо.
Гектор тоже смотрел на нее и видел, что она странно, неуловимо изменилась. Какая-то незнакомая нежность сквозила и в лице, и во взгляде синих спокойных глаз, и в движениях. И он понял…
— Пентесилея! Это… Этот ребенок?!..
— Твой племянник, — тихо сказала молодая женщина, оборачиваясь к колыбели, в которой весело ворковал младенец. — Сын Ахилла. И мой.
— Эвоэ! — вне себя вскрикнул Гектор, позабыв о том, что своим криком может перебудить всех в доме. — О, какое счастье! Но… Когда же он родился?