Без этого убеждения, почерпнутого из источника мудрости, невозможна полнота ощущения радости жизни… В этой радости, безбрежной и высокой, есть лишь одно облачко сомнения и беспокойства, как вон то облачко над береговым холмом: мысль о том, воссоединится ли он в новой жизни с Тин-Тин.
Скорее всего — нет. Ибо в этих же источниках мудрости утверждалось, что уходящие сквозь облака хоть и встречаются в новой жизни, но уже без земной, телесной любви. Они равнодушны друг к другу, как две плывущие в глубине холодных волн рыбины, как две травинки или два обломка льдины. Сущее обращается в человека, чтобы познать любовь, женщину, соединиться с ней, родить потомство. Пребывание в человеческом обличье — исполнение предназначения среди многих других предназначений. Может быть, женщина причина того, что человек цепляется за жизнь, не хочет менять земное пребывание на другое, где блаженство может быть более утонченным и возвышенным, нежели прикосновение обнаженных тел мужчины и женщины?
Гойгой усмехнулся про себя: разве может быть другое блаженство, чем ощущение близости с Тин-Тин? Даже звучание ее голоса рождает в глубинах разума свет нежности, не говоря уже о другом — о томлении, которое переходит в сладкую боль ожидания соития.
Нет, Гойгой не хотел бы уходить из этой жизни ради другого, сомнительного блаженства, из тепла человеческого общения в бестелесное бытие. Быть человеком все же лучше всего, что бы там ни утверждали источники мудрости.
Солнце перемещалось по небу, измеряя негаснущий долгий весенний день. Тени от обломков старых льдин становились длиннее и заполнялись густой синевой, будто в них втекала жидкость, изливающаяся из самой пустоты воздушного пространства.
Тучка над береговым холмом давно превратилась в большое облако, да и неподвижность воздуха давно была нарушена поднявшимся легким ветерком. Но уходить от берегового припая не хотелось.
Рядом с лахтаком лежала молодая нерпа, окрасив яркой кровью лужицу под своей мордой. Гойгой встал с ледового сиденья, вынул костяной нож и сделал надрез на животе нерпы. Он вынул еще теплую, дымящуюся паром печень и утолил голод. В поисках пресной воды Гойгой удалился от края ледового берега и нашел лужицу на льду, образованную растаявшим снегом. Вода была ледово-холодная, вкусная. Гойгой пил и время от времени видел в зеркале воды свое отражение — обрамленное черными волосами круглое лицо, полные щеки, легкий пушок над верхней губой, который никак не хотел превращаться в тугие мужские усы, и темные глаза с горящей точкой посередине зрачка. Он смотрел в собственные глаза и вспоминал подернутые пеленой глаза убитой нерпы… И все же придет время, когда и его глаза затуманятся и он уйдет в другую жизнь, где уже не будет Тин-Тин… Нет, Тин-Тин там может быть, но они будут как две холодные равнодушные рыбины в глубине темных вод…