Он уже видел себя, распластанного внизу, разбрызгавшего яркую кровь по свежему снегу… Гойгой зажмурился, почувствовал, как поток слез хлынул по шерстистым щекам, и бросил тело вниз… Несколько мгновений он был в полете, потом ударился лицом. Теплый мрак вечности окутал его сознание.
…Тин-Тин решила на этот раз взять пресный лед с небольшого водопада под скалами. Она впряглась в легкую береговую нарту и побежала под синюю глубокую тень от нависших над морем скал.
За несколько дней мороза сомкнувшийся с берегами лед укрепился, сцепился так, что южный ветер уже не мог оторвать его. Сжатия образовали торосистую гряду, но между нею и берегом лежала ровная поверхность покрытого снегом льда. По ней легко катилась нарта, и Тин-Тин даже садилась на нее и скатывалась вниз, вспоминая детские катания на санках по тундровым холмам… Все кончилось, все осталось позади: и детство с его играми, и недолгое счастливое замужество — недолгое счастье с Гойгоем. Впереди ничто не сулило больших радостей. В ожидании будущего все замерло в Тин-Тин, как замерла природа, покорившаяся зиме. Значит, и в жизни человеческой тоже со временем наступает зима с морозом страданий и с бушующими душевными пургами, выдувающими напрочь тепло.
Под тенью нависших скал Тин-Тин встретила тишина. В ней была какая-то настороженность. Тин-Тин оглядывалась, успокаивая себя: снега мало, чтобы опасаться лавины, а до прихода белых медведей еще много времени.
И все же нарастала непонятная тревога, захватывая рассудок. До замерзшего потока еще было неблизко. Тин-Тин уже подумывала, не вернуться ли, как вдруг на чистом снегу, в ложбинке, спускающейся к морю, увидела необычно большие следы. Тин-Тин с детства хорошо различала начертанное на снегу. Нет, это не был ни бурый, ни белый медведь, ни волк, ни росомаха, но и не человек.
Тин-Тин проследила за направлением цепочки следов: они шли наверх, на нависшие над морем скалы. Сердце билось громко и часто, и звон от напряженной тишины стоял в ушах. Нет, надо возвращаться. Что-то не то, недоброе и тревожное в этом затененном скалами месте…
И тут Тин-Тин услышала слабый стон. Она встрепенулась. Стон доносился спереди, из-за наросших торосов. Что-то было такое в этом голосе, что Тин-Тин, не задумываясь, рванулась вперед.
Он лежал меж двух стоймя стоящих льдин, будто огражденный ими.
— Гойгой! — закричала Тин-Тин так громко и так пронзительно, что откуда-то сверху, со скальных вершин, посыпался снег. Черная ворона, встревоженно каркая, поднялась надо льдами.
Тин-Тин подбежала к лежащему, перевернула его на спину, приникла своим лицом к его лицу.